Поражало обилие картин, статуэток и книг. Помимо хозяина Осипа Давыдовича и его смуглянки дочери с ее звучным именем Диана здесь были Яша Канцель, тихий и наблюдательный, с глазами зоркими и насмешливыми, поэт-сценарист Ефим Яковлев - худой долговязый мужчина лет тридцати, видимо очередной поклонник Дианы, старший брат Бориса Юлина Кирилл Маркович и еще полковник медицинской службы, недавно приехавший из Германии. Полковник, смущаясь, говорил в это время с подругой Дианы, Викой, не менее очаровательной поклонницей талантов. Разговор шел о сегодняшней статье Иванова-Петренки, посвященной концерту молодого молдавского композитора и музыканта Андрея Репиды. Пчелкин не читал этой статьи, но несколько дней назад слушал концерт Репиды. Концерт ему понравился.
- Папочка, ты напрасно не пригласил к нам этого вундеркинда Репиду, - пропела Диана. - Он произвел впечатление славного мальчика. Ты не находишь. Вика?
- После статьи Осипа Давыдовича? - Вика вскинула приклеенные ресницы. - Сомневаюсь, чтобы он пошел.
- Напротив, - авторитетно сказал Кирилл Маркович, - ему лестно должно быть.
Голос у него самоуверенный, как у человека, любящего власть.
- Нечего сказать, выпороли в статье, как мальчишку, и говорят - лестно... - Вика обиженно передернула плечиками, будто и ей попало от критика.
- Все молодые гении обидчивы, - утешил ее грузный пятидесятилетний полковник медицины.
Поэт-сценарист посмотрел на него иронически:
- Вы, полковник, преувеличиваете. Никакой он не гений. Талантишко у него весьма сомнительный.
- Я вам запрещаю так говорить об Андрюше! - Вика капризно стукнула кулачком по мягкому подлокотнику кресла.
- Видали? Викочка влюблена в Репиду! - дурашливо объявил Юлин.
- И я тоже, - сообщила Диана.
- Дианочка, ты слишком много кокетничаешь, -Юлин сверкнул плутоватыми глазами и погрозил девушке пальцем.
- Бальзак говорил: пока женщина не полюбит, она кокетничает, - авторитетно произнес Яковлев.
- В таком возрасте девушкам по меньшей мере бестактно напоминать о Бальзаке. - Юлин сделал строгое лицо.
- Перестань, Боря! - прикрикнула на него Диана. Иванов-Петренко сказал примирительно:
- Репида, несомненно, талантлив. Однако есть серьезное «но». - Он глубоко засунул руки в карманы пиджака и, приподнявшись на носках, глубокомысленно изрек, глядя куда-то вверх: - Это «но» ему мешает и может его погубить. Андрей Репида еще не нашел своего голоса. В нем нет самостоятельности, нет той струнки, без которой... - Осип Давыдович споткнулся и беспокойно взглянул на Пчелкина, - без которой не может быть, если хотите, настоящего таланта. И ты, пожалуйста, не спорь. - Последние слова относились к дочери, которая, как показалось Пчелкину, и не собиралась возражать. Выждав паузу, Осип Давыдович продолжал: - «Молдавская сюита» - всего лишь ловкое подражание. Разве вы не почувствовали? - повернулся он к Пчелкину. - Репида еще переживает влияние «Могучей кучки».
«Что ж, это неплохо», - подумал Пчелкин, а вслух сказал:
- Я, к сожалению, не читал вашей статьи о Репиде, но традиции «Могучей кучки», как я понимаю, не так уж плохи...
- Дорогой Николай Николаевич! - Осип Давыдович снова приподнялся на носках. - Мы говорим о разных вещах. Традиции традициями, а искусство, как и все в мире, не стоит на месте. Наша бурная эпоха требует новаторского языка в искусстве. Новое содержание мы не можем выражать старыми формами. Мы должны быть новаторами.
С этим Пчелкин не мог согласиться, но у него не было желания спорить с критиком, который собирался писать о нем статью в энциклопедию. И он промолчал.
- Если уж говорить о творческом подражании, - примирительно заговорил вновь Осип Давыдович, - то нашей музыкальной молодежи в первую очередь надо иметь в виду советскую музыкальную классику.
- А есть она? - грубо перебил его Кирилл Маркович. Скулы на его квадратном лице задвигались. Иванов-Петренко сморщился.
- В той мере, в какой мы привыкли ее считать: Маяковский, Глиэр, Прокофьев, Шостакович - наши, так сказать, ведущие композиторы...