- И вместо благодарности лягаешься как молодой жеребчик, - перехватил Яковлев мысль Юлина.
Борис слегка дотронулся до руки Якова и сказал с милой улыбкой:
- Давай поговорим прямо, откровенно. Представь себе, что здесь не заседание, а просто люди, пусть даже с разными взглядами на вещи, но неплохие люди, желающие друг другу добра. Искусство! А есть ли оно у нас? Настоящее искусство гниет и преет в подвалах. Так думаю я. Ты можешь думать иначе. Но согласись, что Александр
Герасимов не художник, Томский не скульптор, точно так же, как Исаковский не поэт.
- Не соглашусь! - вскричал Канцель, - Никогда и ни за что не соглашусь! Я всегда считал и считаю, что у нас есть большое советское искусство, есть талантливые художники и скульпторы, к числу которых я с гордостью отношу и Александра Герасимова, и Томского.
Хозяин «салона», взглянув на автопортрет Льва Барселонского, проговорил с театральной грустью:
- Он вас любит и так высоко ценит! Он верит вам, Яша. И я хочу дожить до того дня, когда Яков Канцель будет из лучшего мрамора делать памятники Пастернаку и Барселонскому. - При этом он резко повернулся к Канцелю и воскликнул с патетикой: - Так и будет! Помянете потом этот вечер!
- Никогда. - Негромко, но категорически возразил Яша. Все переглянулись, а Борис сказал с нескрываемой злостью:
- Что ж, тогда делай скульптурную группу: Еременко - Машков.
- Не злись, Борис, а то скоро состаришься, - устало возразил Яков. - Ты лучше скажи, почему ненавидишь Машкова, который, к несчастью, все еще считает тебя своим другом? Потому, что он умнее и талантливее тебя?
- А мне наплевать на его талант, - очень выразительно, с нажимом сказал Яковлев. - Для меня мерой таланта служит его позиция. Как он относится к Барселонскому, вот что для меня важно. Хорошо относится - значит, талантлив! Что такое талант? Чем, какой мерой он определяется? Позицией автора - с кем он идет: с Барселонским или с Камышевым, с нами или против нас? Вот так-то, Яша Канцель.
Циничная откровенность Яковлева вызвала горькую улыбку в тихих глазах скульптора. Иванов-Петренко понял эту улыбку, быстро подхватил:
- В наш век талант - понятие относительное. Таланту надо помочь выйти на большую дорогу искусства, а можно... - Он сделал паузу, повел бровью и закончил не так, как думал: - А можно и не помогать.
- Вы хотели сказать: «А можно и помешать». Да? Вы делаете так со всеми, кто не идет вместе с вами, - запальчиво заговорил Канцель.
- Кто это «вы»? - строго спросил Яковлев.
- Вы все, в том числе и ваша милость, Ефим. Хотите знать, кто вы такой? Пожалуйста. Бездарный халтурщик и казнокрад. Двести тысяч рублей вы украли у государства через кинематографию и хвастаетесь этим.
- Вы клеветник! - закричал Яковлев. - Мой фильм шел даже за границей!
- Ну да, ну да! Вы протащили через своих дружков свой пустой, халтурный сценарий, все это хорошо знают. На постановку ухлопали полмиллиона, а фильм раскритиковали. Зритель плевался. А с вас все как с гуся вода. Для вас искусство - это деньги, бизнес.
- Без денег на нашей грешной планете ни в рай, ни в ад не пускают, - прохрипел Кирилл Маркович, прищелкивая языком.
...Яков Канцель уходил не простясь. Было уже поздно. На улице шел мелкий дождь. Подняв воротник прорезиненного плаща и слегка ссутулившись, он побрел домой пешком, не обращая внимания на скверную погоду. Стараясь изо всех сил отогнать от себя неприятные, назойливые мысли, вызванные бурным разговором, и даже не пытаясь их анализировать, он хотел думать только о Диане, которую любил тихой бессловесной любовью...
А на другой день Павел Окунев звонил по телефону Пете Еременко и тревожно спрашивал:
- Ты ничего не слышал о Яше Канцеле?
- Нет, - насторожился Петя.
- Погиб...
- Погиб?! Когда, как? - оторопев, переспросил Еременко.
- Трагически погиб. Вчера поздно вечером возвращался домой от Иванова-Петренки и попал под машину. Убит насмерть. Машина скрылась...
Еременко уезжал на Волгу в тот день, когда в военной газете была опубликована подвальная статья, которая называлась «О тех, кому мешает батальная живопись». Под статьей стояли две фамилии: подполковника, начальника студии имени Грекова, и капитана П. Еременко. Петр ехал на Волгу ненадолго: в работе над диорамой «Битва на Волге» у него возникли вопросы, для разрешения которых требовалось уже не в первый раз выехать на места боев. Еременке звонили знакомые художники, поздравляли со статьей. В числе их был и Пчелкин.