- Не слышал. Рад за него!
- А его диораму видел?
- Волжскую? - переспросил Владимир. - Нет еще. Ну и как?
- Оригинально.
- Это не оценка. Знаешь в Сокольниках клуб имени Русакова?
- Знаю. Крик отчаяния, - беспечно отвечал Пчелкин.
- А ведь тоже оригинально.
- Нет, это фокус. А у Пети сделано хорошо. Один мой знакомый искусствовед назвал его диораму более чем талантливой!
Владимир погасил его пафос ироническим вопросом:
- Когда же ты будешь собственное-то мнение иметь?
- А что такое собственное мнение? - спросил Николай Николаевич и сам же, посмеиваясь, ответил: - Это наикратчайшее расстояние между двумя цитатами!
- Кажется, ты мне это уже говорил.
- Не может быть, - уверенно возразил Пчелкин. - Я сам только сегодня услышал. Ну, а знаешь ли ты, что такое телеграфный столб? - И сам же поспешил ответить: - Это хорошо отредактированная ель.
- Не очень остроумно!
- Ты просто сегодня не расположен к шуткам. Признавайся, кто тебе испортил настроение?
- Пока никто, но вечером обещают испортить.
- Свидание? Ох, молодежь! Не умеете вы ценить золотое время! Самые счастливые минуты жизни - это предвкушение свидания с любимой девушкой!
- Не разбрасывай умные мысли попусту, пригодятся для мемуаров, - посоветовал Владимир.
- Хорошо, учту. А ты не слыхал: Раковкин сотворил новый шедевр, называется «Федя-подпасок»?
- Талантливо?
- Ну, как тебе сказать? Все то же... Помнишь, у него военная картина была, кажется «Толя-разведчик». Так вот, тот же лохматый белоголовый Толя, тот же пейзаж, точь-в-точь тот же пурпурный закат в ярких тонах, но с маленькими вариациями: там разведчик, здесь подпасок, там война, здесь мирное время. Но так как за эти годы Толя, наверно, сильно вырос, то он теперь называется Федей. Ловко? - И закатился мелким бархатистым смехом. Потом успокоился, заговорил интригующе: - Это знаешь, одному писарю в старое время заказали юбилейный адрес в Тулу. А он и говорит: «В Тулу не могу, хотите в Калугу?» - «Да нет же, нам в Тулу нужно.» - «В Тулу не могу. А может, вам в Курск или в Кострому можно? Это я вам быстро, и недорого возьму». А ларчик просто открывался: у писаря хорошо заглавная буква «К» получалась. Так и у Раковкина: везде и всегда пурпурные закаты. И быстро делает, но в отличие от писаря дорого просит.
Подошли к серому большому зданию. Николай Николаевич посмотрел на часы и заторопился.
- Опаздываю. Заходи, поговорим без суеты, работы посмотрим.
- Сейчас не обещаю, а вот когда насовсем вернусь, обязательно зайду.
В три часа Владимир был уже дома. Мать возвратилась с завода в четвертом часу. Он не давал телеграммы, и Валентина Ивановна была приятно удивлена и обрадована. Он поцеловал ее и усадил на диван рядом с собой, забрасывая вопросами. Его интересовали московские новости, и мать рассказывала о заводе, сообщила, что директора ихнего на повышение забрали - в министерстве работает. А новый директор совсем несимпатичный, не то что Александр Иванович.
- Людей чурается, кабинетный человек, - говорила мать. - Александр Иванович, бывало, и в цех зайдет, и в столовую, поговорит с рабочими, обо всем спросит и поругает, когда есть за что. И поможет, если беда приключилась. Наш начальник цеха, Петр Степанович, с войны вернулся глухим. И все стеснялся недуга своего. А уж совсем ничего не слышал. Александр Иванович, как только узнал про это, в тот же день вызвал своего помощника и приказал: «Достань начальнику цеха слуховой аппарат. Где хочешь - в Кремлевскую больницу поезжай, а аппарат достань». И достали... Он всех кадровых рабочих по имени-отчеству знал. А новенький не такой.
- Ну, мама, может, вы слишком рано выводы делаете. Не успел человек осмотреться, а вы бац ему ярлык -«кабинетчик».
- Да нет, сынок, рабочие не ошибутся. Они все замечают. Вот, говорят, утром стоят на остановке наши рабочие, трамвая ждут. Директор на работу мимо проезжает -отвернется в сторону, делает вид, что своих не замечает. А как, бывало, Александр Иванович? Остановит машину, двоих-троих к себе посадит, и пока до завода едут - потолкует с людьми.
- Ну все равно всех в машину не возьмешь.
- Всех не возьмешь - это правда. Только отношение к людям важно. Как ты к человеку, так и человек к тебе.
Выложив все свои новости, главным образом заводские, Валентина Ивановна просила сына рассказать о поездке. Владимир развязал тяжелый тюк картона и расставил по всей комнате сделанные им в деревне этюды. Мать долго и молча рассматривала пейзажи и портреты колхозников. Ей нравились работы Владимира, и вовсе не потому, что это были работы ее сына, а потому, что она любила именно такое искусство, в котором все было «как в жизни» - правдиво, ясно и красиво.