Ей вспомнилась собственная юность: бедная деревушка, первые цветы на лугу - ярко-желтые одуванчики
на мягком зеленом ковре - и синее-синее небо с мягкими подрумяненными облачками над головой, плетень с глиняными крынками, запах черемухи в Духов день - и что-то заныло, защемило на душе. Чтобы отогнать внезапно нахлынувшие чувства, мать сказала:
- Какая милая девушка. Студентка?
- Агроном.
- Славная и совсем молоденькая.
Он рассказал историю каждого рисунка и этюда с охотой и любовью.
В половине седьмого вышел из дому и сразу поехал в Сокольники. Мать догадывалась, куда и зачем...
У каждого человека есть свой любимый уголок, куда он идет всегда охотно, где дышится особенно легко. У Владимира таким заветным уголком был Сокольнический парк с его березовыми аллеями. Аллеи разбегаются лучами от центрального круга. По ним можно прийти к шумным аттракционам, к стадиону, в детский городок, к павильону отдыха, к филиалу библиотеки имени Ленина, к небольшому пруду, окруженному стройными белоногими березками. А то просто по этим аллеям можно уйти в сосновый бор или березовую рощу, слушать шепот деревьев, дышать пьянящим воздухом и мечтать. Или с книгой в руках лечь на зеленую травку у тенистых кустов. Хорошо в Сокольниках!
Владимир пересек круг, по которому движется бесконечный поток людей, и направился к читальному залу. Вот на этом самом месте, под плотным кустом сирени, где теперь, обложившись книгами, сидят двое - он и она, -очевидно, студенты, когда-то сидели и Владимир с Люсей. Она, помнится, готовилась к экзаменам по истории западного искусства. И ничего особенного тогда не говорилось - простые, обыкновенные слова, но от них теплело в груди и чуть кружилась голова. А вот скамейка, у которой однажды он очень долго ждал. Она опоздала на час! Пришла и с удивленной улыбкой спросила:
- Вы не ушли? Вот это подвиг! - И в награду за этот «подвиг» весь вечер была ласкова.
Все здесь было родным, близким, милым сердцу. Даже этот ленивый ветер, нехотя раскачивающий верхушки знакомых деревьев, которые, казалось, приветствуют его и о чем-то шепчутся между собой. Где-то рядом без устали стучал дятел, пели негромкую грустную песню высокие сосны.
Люся не опоздала. Она появилась даже на несколько минут раньше, и он издали заметил ее стройную фигуру с гордо поднятой курчавой головой. Была она в пестром шелковом платье с белым воротничком и в белых босоножках. На открытой шее лежала тонкая струя жемчуга, и две небольшие жемчужины плотно прилипли к мочкам маленьких ушей. В больших глазах с синими белками по-прежнему настороженно горели холодные зеленые огоньки, и вместе с тем в них было что-то новое, непонятное.
- Вы получили мое письмо? - был ее первый вопрос.
- Если послали, то получу, - ответил он сдержанно.
- Что значит «если»? - Она начала злиться. До боли закусив губу, он не ответил. Она мысленно упрекнула себя в сухости, но вслух ничего не сказала. Неловкая, затянувшаяся пауза. Он замедлил шаг и немного отстал, она остановилась, поджидая его, и сказала как прежде, ласково:
- Знаете что? Я сегодня получила деньги... Пойдемте посидим в кафе, а?
Он кивнул.
Кафе было почти пустым. Люся сама заказывала коктейли со льдом. Владимир молчал. Она смотрела на него настороженно и предупредительно. В глазах ее, окруженных тенью, появились искорки тихой печали.
- Вы на меня сердитесь? - спросила она.
- Нет.
И снова тягостное молчание.
- О чем вы задумались?
- О вашей игре и о том глупом положении, в которое вы поставили меня. - Говоря эти резкие слова, он глядел мимо Люси.
«Что-то подобное я уже ей однажды говорил», - вдруг сообразил он и тут же, поймав на ее лице томную улыбку, с ожесточением подумал: «Опять притворяется грустной». И ему захотелось сказать ей что-то неприятное. Но Люся опередила:
- Если вы думаете, что я играю, то ошибаетесь. - Заметив его ироническую улыбку, она обиделась:
- Вы меня совсем не знаете, Володя. И никто меня не понимает... - В глазах ее заблестели слезы.
Но он знал цену этим наигранным слезам и рассмеялся.
- Вот еще концерт-загадка, как говорит старик Вишняков.
Она смотрела на него сосредоточенно и думала: «Слова его говорят одно, а взгляд - другое».
- Зачем вы все это говорите? - спросила она кротко и ласково, а глаза ее добавляли: «Напраслину зачем наговариваете?»
И он ответил на этот бессловесный вопрос:
- Я хочу, чтобы вы наконец сбросили с себя маску актрисы. Будьте сами собой. Вы же в тысячу раз лучше, чем представляетесь.