— Мериптах!
Встав во весь рост, мальчик увидел, что учитель стоит подле согнувшегося от страха Бехезти и смотрит в его записи.
Но, против ожиданий, наказания ни для одного, ни для другого нарушителя не последовало. Неферкер вышел наружу из класса, взял Мериптаха за плечо, поглядел на него внимательно и показал своей учительской палкой в дальний угол храмового двора:
— Ты знаешь, где находится святилище Ра?
Мальчик кивнул.
— Иди туда. Тебя там ждут.
Мериптах хотел было сказать, что почтенный учитель сам строго-настрого запрещал своим ученикам появляться там, дабы не потревожить тишину и покой священного места, но не успел, ибо Неферкер повторил своё приказание:
— Иди, Мериптах.
Два десятка водоносов в самую жаркую часть дня увлажняли храмовый двор, проливая на пыльной глине влажные тропинки. По одной из них и отправился княжеский сын. Мимо конусообразных, похожих на побелённые термитники амбаров, мимо каменотёсных мастерских, мимо загона для жертвенных коров. Наконец влажная тропа кончилась. Впереди была раскалённая площадь локтей сто в ширину, а за нею поднимался стеною густой сад, в котором преобладали акация и тис. Мериптах оглянулся, никого не увидел, никого не было видно и впереди. Такое впечатление, что он никому-никому на этом свете не интересен и не нужен. Мальчику было странно это ощущение, ведь только что ему было ясно сказано, что его ждут. Он вдруг удивился тому, что не спросил учителя, а кто его ждёт. И правда, кто?
Себек?!
Нет, крокодил живёт в реке и время его силы — ночь.
Может, вернуться?
Спрашивая себя об этом, он отлично понимал, что это невозможно.
Мальчик двинулся в сторону сада. Ступая медленно, несмотря на то что песок жёг подошвы и, казалось, что каждый следующий шаг вынести уже будет нельзя.
Только в самом конце Мериптах чуть убыстрил шаг, просто, чтобы не закричать от боли. И вот уже тень. Кожу царапают сухие листья, в ноздри проникает запах влаги — это от бассейна, лежащего там, в глубине, за шершавыми стволами деревьев. Но идти туда не хочется. Хочется стоять неподвижно, хочется, чтобы не заметили. Чтобы перестали ждать. Всё утро он куда-то мчался, спешил, даже неподвижно стоя на балконе у матушки, он был внутри себя быстр и нетерпелив, а теперь всё его счастье — эта бесшумная неподвижность и тонкий запах невидимой влаги. Он не пойдёт вперёд.
Почему он так решил, Мериптах не знал, и если бы спросили, чего он боится, не смог бы ответить. Но то, что не сдвинется с места, решил твёрдо. И в этот же миг увидел, как впереди, заметно выше его головы, отодвигается ветвь акации и появляется там, вверху, заляпанная тенями огромная бритая голова с невероятным, грубо расплющенным носом. Неподвижность мальчика превратилась в окаменение. Таких людей он ещё не видел в своей жизни. Все рынки, площади и праздничные шествия великого города Мемфиса, собирающие человеческие чудеса всех четырёх рас, шести окружающих княжеств и гостей из стран, названия которых ум египтянина не способен запомнить ни в пьяном, ни в трезвом виде, не могли похвастаться ничем подобным. Мериптах стоял, не зная, сможет ли вздохнуть, когда это всё же потребуется, и покорно ждал, что будет дальше. И тут кошмар удвоился — явилась рядом с первой вторая голова, не уступающая первой по размерам, по бугристости, с почти нормальным носом, но с поразительными, как бы жёваными ушами.
Это демоны сада, с облегчением и ужасом понял мальчик, оставалось только вспомнить, что демоны делают с такими, как он, и прошептать соответствующее заклинание. Не успел. Расплющенный нос сказал:
— Иди с нами, Мериптах.
Как тут не пойдёшь, хотя бы даже и ноги забыли, что умеют сгибаться. Два гиганта, которым принадлежали головы, раздвинули заросли, и буквально через три-четыре коротких мальчишеских шага показалась посыпанная крупным увлажнённым песком площадка, тёмная, четырёхугольная гладь бассейна с тремя большими сочными кувшинками посередине.
В каждом цветке шумно возилось по паре крупных насекомых. Рядом с бассейном, задними ножками прямо на мраморной раме, обрамлявшей кристалл воды, стояло величественное царское кресло. В кресле, спиной к мальчику, сидел мужчина, по облачению сразу было понятно — жрец, и очень высокого положения. И не только по облачению — золото на шее и руках, леопардовая шкура — по всей посадке этой фигуры чувствовалось, что это человек значительнейший. С такими, столь несомненно величественными, людьми мальчику в своей короткой жизни ещё не приходилось сталкиваться. Робеть сильнее, чем он уже робел, было невозможно, поэтому он просто ждал.
Сильная, но, кажется, не злая рука подтолкнула его вперёд — иди.