Сколько бы он ни вчитывался в данные результатов, сколько бы не выискивал нужной строчки, одного он так и не сумел найти - во всех этих документах не было ни единого упоминания о том, что человек, лежащий сейчас в палате реанимации, уверявший его в том, что ему остались считанные часы, болен раком!!!
Тело его покрылось холодной испариной, его дрожащие губы беззвучно зашептали:
- Зачем... зачем он это сделал? Почему он так поступил со мной? Неужели вся его история по рак - просто обман...
***
Потрясённый открывшейся ему правдой Пётр Алексеевич отказался от мысли ехать домой - всё равно сегодняшней ночью ему не удастся сомкнуть глаз, да и вопросы, относительно его беспокойства, которые, несомненно, может задать ему супруга Валентина, являющаяся весьма проницательной женщиной, отнюдь не способствовали пошатнувшемуся душевному равновесию.
Полностью погрузившись в свои тяжёлые раздумья, он просидел за столом до самого рассвета.
- Ну конечно, - в отчаянии размышлял Пётр Алексеевич, - он знал, что я как мальчишка поведусь на эту чудовищную историю с раком - он всё рассчитал верно! Я просто не мог не клюнуть на это последнее волеизъявление "умирающего". Обезумевший от бесконечного одиночества старик решил таким экзотическим образом покончить с собой, бессовестно подтолкнув на преступление и меня!
Теперь он не мог думать обо всём этом без злости. И чем дальше он об этом размышлял, тем труднее ему было себя контролировать.
- Ну что ж, старый лгун, если ты надеялся слинять отсюда таким образом, то хочу тебя разочаровать - ничего у тебя не получится!
***
Однако на следующий день поговорить с профессором по-мужски Петру Алексеевичу не удалось, потому Девятов так и не пришёл в сознание.
И вновь Пётр Алексеевич провёл ещё одну бессонную ночь рядом с бесчувственным телом профессора, так и не дождавшись, когда же тот придёт в себя.
К исходу второго дня стал очевидным тот факт, что что-то пошло не так.
Была ли это индивидуальная непереносимость препарата? Или же это был закономерный эффект производимый экспериментальным препаратом на человека? Но ведь эксперименты на животных показали, что это средство действовало без каких-либо побочных эффектов в ста процентах случаев. Возможно ли то, что из всего бесконечного множества людей живущих на нашей земле опыт был поставлен на человеке, у которого была нестандартная реакция на препарат?
А быть может всё дело в том, что профессор случайно пришел в сознание во время замены крови на реагент?
В течение нескольких последующих дней подобные вопросы не на мгновение не выходили из головы Петра Алексеевича. Не находя способа вернуть профессора в сознание, он, в безумном отчаянии, выкладываясь на двести процентов, был уже на грани физического и нервного истощения, но и не думал сдаваться.
Пётр Алексеевич назначил Девятову десятки анализов, многие из которых повторялись через каждый час.
Пётр лично следил за малейшими изменениями в любом из показателей, надеясь найти в них причину, по которой профессор впал в это состояние.
На четвёртый после эксперимента день, осматривая рентгеновские снимки черепа, Пётр Алексеевич обратил внимание на странные новообразования в ротовой полости профессора.
Более всего это напоминало дополнительную пару желёз, и их предназначение было пока совершенно не ясно.
К великому сожалению Петра Алексеевича его лаборатория пока не располагала оборудованием, которое было способно сделать более точный анализ. Естественно, что никакой речи, о том чтобы приобрести подобную технику, не было. Нужно было срочно искать другой вариант решения этой проблемы.
Наиболее простым и эффективным способом осуществить необходимое обследование, было переправить тело профессора на транспортном вертолёте в Томск, ближайший город, обладающий требующейся технической базой.
Используя всё своё влияние, а так же личные и деловые связи, Пётр Алексеевич сумел в самые короткие сроки договориться с томской лабораторией, а так же получил разрешение на перелёт.
Он намеревался лично сопровождать тело при транспортировке, для того, чтобы каждую минуту знать о состоянии Девятова.
Кроме того, он сумел договориться, чтобы все обследования осуществлялись под его непосредственным контролем, так как не мог допустить того, чтобы всё пошло насмарку из-за случайности, либо недосмотра какого-нибудь нерадивого медицинского работника.
После того, как все организационные вопросы, требующие личного участия Пётра Алексеевича, были решены, он вновь вернулся в палату, в которой, как и несколько дней до этого, абсолютно неподвижно лежало тело профессора Девятова.
За те несколько часов, что Пётр Алексеевич отсутствовал в палате, под воздействием образовавшихся желёз, на лице профессора возникли припухлости, странным образом исказившие черты лица профессора.
Теперь верхняя губа Девятова приподнялась, чуть приобнажив передние верхние зубы, образуя загадочную, и вместе с тем зловещую, полуулыбку-полуаскал.
Присев на табурет возле койки Пётр Алексеевич в течение нескольких минут сохранял абсолютную неподвижность, неосознанно пытаясь таким образом проникнуть в закрытый, и неподвижный мир, в котором сейчас находился Девятов.
- Хочешь ты того или нет, старый лжец, но я выволоку тебя обратно, на этот свет! И можешь ни на мгновение не сомневаться в том, что я найду способ вернуть тебя обратно, чего бы это мне не стоило, - произнёс он негромко, но отчётливо, глядя в лицо улыбающегося профессора.
Возможно, что это было следствием титанической усталости и нервного перенапряжения, но в этот момент Пётру Алексеевичу показалось, что улыбка Девятова стала какой-то издевательски-надменной.
Естественно, рассудком он понимал, что всё дело в этих странных припухлостях образовавшихся на лице Девятова, и, тем не менее, едва удержал себя от того, чтобы не ударить в тонкие бледные губы, чтобы раз и навсегда уничтожить эту циничную насмешку.
Сознавая, что если он останется возле тела профессора хотя бы ещё на одну минуту, то точно сойдёт с ума, Пётр Алексеевич поспешно покинул палату.
***
Теперь, когда все организационные вопросы были решены, Пётр Алексеевич мог позволить себе такую роскошь, как отдохнуть несколько часов перед предстоящим перелётом.
Он и сам с трудом верил в то, что ни разу не сомкнул глаз в течение последних четырёх суток. Усталость, навалившаяся на его организм, была поистине титанической, и Пётр Алексеевич искренне боялся того, что после того как он ляжет спать, то будет просто не в состоянии проснуться самостоятельно, по крайней мере, в течение суток. Для того чтобы этого избежать он строго на строго наказал своей супруге, во что бы то ни стало, разбудить его ровно в 18-00, за 2 часа до вылета.
За всей этой суетой страшный сон, приснившийся ему сразу после операции, совершенно вылетел у него из головы, и, проваливаясь в такое желанное небытие, он едва ли рассчитывал на то, что вновь встретится с забытым кошмаром.
Как и прежде, события развивались по уже знакомому сценарию.
Вновь всё пошло наперекосяк, сразу же после того как кровь была заменена на экспериментальный реактив. Пребывая в состоянии первобытного ужаса, Пётр Алексеевич неподвижно следил за дальнейшим развитием событий, не в силах что-либо исправить.