Выбрать главу

Горичева являет собой парадоксальный феномен русской парижанки. Мир парижских интеллектуалов — это её мир. Она не может ненавидеть этот мир, поскольку она его часть. И всё-таки ценности этого мира — не её ценности. Она живет с волками, но не воет по-волчьи, хотя мир волков знает не хуже, чем Маугли. Наши суждения о Западе могут носить слишком обобщенный и упрощенный, а потому до известной степени искаженный характер. Её суждения о Западе имеют совсем иную, куда более высокую цену.

Горичева пишет: «Зайти в католическую церковь стало попросту трудно. Там противно. Болтливый проповедник, унылые, прилично одетые прихожане — ни юродивых, ни нищих, ни святых».

Такое отторжение от западного типа духовности может испытывать только человек, который очень тонко и глубоко чувствует православную духовность, который является носителем нашего духа. Поэтому она ещё в 90-е годы прекрасно понимала, что происходит между Россией и Западом:

«Призрачная энтропийность хочет поглотить Россию. Им нужны наши пространства, наши леса и воды. Но боле всего им нужно убить живую и неподкупную русскую душу. «Новый мировой порядок» — и не «новый» и не «порядок». Что ни слово, то ложь. Есть ли вообще Америка? Или она такой же симулякр, как и их нарциссы-проповедники?»

Блуждая по миру, в котором нет вообще ни каких ориентиров, где всё условно и относительно, Горичева не только не утратила ориентиров, но и нас ещё может сориентировать. Если вера человека никогда не подвергалась испытаниям, она не много стоит. Её вера прошла через такие изощренные интеллектуальные искушения, которые не многим из нас приходилось испытывать. Остаться ортодоксальным христианином, перелопатив горы западного суемудрия — это дорогого стоит. Какие бы философские системы Горичева не анализировала, но выводы она всегда делает строго православные.

Так ли? Но вы послушайте: «Христос — это Событие, и Событие главное. Впервые в истории человечества что-то единичное и уникальное приобрело абсолютную ценность и значение… Христос — это, выражаясь языком современной философии, нечто совершенно невозможное. Его нельзя изобрести, придумать, вычислить…» Горичева умеет говорить о Христе «выражаясь языком современной философии». И говорит она очень неожиданно, точно и вполне ортодоксально. И совершенно без той умильности и елейности, которая порою отталкивает от православия людей интеллектуального склада.

С этой породой надо уметь говорить на их языке, причем без всяких интеллигентских шатаний, виляний и относительностей. Люди, которые хотят мыслить широко, порою совершенно теряют берега. Сегодня исповедуются и причащаются, а завтра тычут пальцем в «Символ веры» и говорят о том, с чем они тут не согласны. А вы попробуйте сочетать широту мышления, чуждую суеверного страха перед нехристианскими концепциями, с незыблемой, непререкаемой, безусловной верностью каждой букве догматического богословия. Татьяна Горичева доказывает, что эта задача вполне выполнима.

Меня Горичева учит прежде всего ненавидеть без ненависти. Сохранять полное и принципиальное неприятие Запада, но без тупой и фанатичной злобы. Когда-то люди умели воевать без ненависти, то есть для пробуждения в себе сильных мотиваций к войне не нуждались в раскручивании низменных плебейских чувств. В нашем плебейском мире это уже трудно, но попытаться стоит. Можно любить Запад и вести с ним непримиримую войну не на жизнь, а на смерть. Если заглянуть в душу людям Запада, их очень даже можно полюбить, при этом не переставая видеть в них боевую мишень. Может быть, это и значит любить врагов, что завещано нам Господом.

Путь Татьяны Горичевой настолько уникален, что ни кому не посоветовал бы попытаться его повторить. В чумном городе чаще всего заражаются чумой. И если живут с волками, то чаще всего начинают выть по-волчьи. И танцы на минном поле чаще всего заканчиваются смертью. Но меня поражает и восхищает духовное бесстрашие этой великой женщины. Меня приводит в восторг её утонченный и изысканный танец на минном поле, который не привел к духовной смерти.