Это правда. Но я бы жил, а не существовал, Арлетт жила бы со мной, и Генри не превратился бы в мрачного, насупленного, своенравного подростка. Мальчика, навлекшего беду на девочку, с которой дружил с раннего детства.
— А что ты собираешься делать? — спросил я. — Сомневаюсь, что ты приехал сюда, не продумав плана действий.
Харлан, казалось, не слышал меня. Он смотрел поверх полей на силуэт своей новой силосной башни, видневшейся на горизонте. На его серьезном лице читалась печаль, но я пережил слишком многое, так что выражение его лица меня не тронуло. 1922-й стал худшим годом в моей жизни — я превратился в человека, которого больше не знал, и Харлан Коттери был для меня очередной выбоиной на тяжелой горной дороге.
— Она умная, — вновь заговорил Харлан. — Миссис Макреди из школы говорит, что Шен — лучшая ученица, которая у нее когда-либо была, а она проработала учителем почти сорок лет. Шен хороша в английском, а еще лучше в математике, что, по словам миссис Макреди, среди девочек редкость. Она разбирается в тригонономии, Уилф. Ты это знал? Миссис Макреди сама не сильна в тригонономии.
Нет, этого я не знал, но знал, как произносится это слово. Однако чувствовал, что сейчас не время поправлять соседа.
— Салли хотела отправить ее в хорошую школу в Омахе. Туда берут девочек, как и мальчиков, с 1918 года, хотя пока ни одна девочка школу не закончила. — Он бросил на меня взгляд, в котором читались отвращение и враждебность. — Женщинам, как ты понимаешь, прежде всего надо выйти замуж. И рожать детей. Вступай в «Восточную звезду»[14] и подметай этот чертов пол. — Он вздохнул. — Шен могла бы стать первой. У нее есть и трудолюбие, и ум. Ты этого не знал, так?
По правде говоря, нет. Я предполагал — и ошибся в этом, как и во многом другом, — что из нее получится разве что жена фермера, никак не больше.
— Она могла бы даже учиться в колледже. Мы планировали отправить ее в ту школу, как только ей исполнится семнадцать.
Салли планировала, ты это имеешь в виду, подумал я. Будь ты сам по себе, такая дикая мысль никогда не пришла бы в твою фермерскую голову.
— Шен хотела, и деньги мы отложили. Все к этому шло. — Он повернулся ко мне, и я услышал, как скрипнула его шея. — Это по-прежнему можно устроить. Но сначала — можно сказать, немедленно — она отправится в католический дом для девушек при монастыре Святой Евсевии в Омахе. Шен этого еще не знает, но так будет. Салли предлагала отправить ее в Диленд — там живет ее сестра — или к моим тетке и дядьке в Лайм-Биске, но я не доверяю этим людям, не уверен, что они все сделают, как мы решили. Да и девушку, создающую такие проблемы, нельзя отправлять к тем, кого она знает и любит.
— А что вы решили, Харлан? Помимо того, чтобы послать свою дочь в… ну, не знаю… в сиротский приют?
Он разозлился:
— Это не приют! Это чистенькое, приличное заведение, где придерживаются принципов морали. Так мне сказали. Я наводил справки, и все говорят о нем только хорошее. Шен будет там что-то делать, она будет учиться и через четыре месяца родит. Когда это произойдет, ребенка отдадут на усыновление. Сестры монастыря Святой Евсевии об этом позаботятся. Потом она вернется домой, а через полтора года сможет поехать учиться в колледж, как и хочет Салли. И я, разумеется. Этого хотим мы с Салли.
— А в чем моя роль? Как я понимаю, она должна у меня быть.
— Ты меня подначиваешь, Уилф? Знаю, у тебя выдался тяжелый год, но я все равно не хочу, чтобы ты меня подначивал.
— Я тебя не подначиваю, но тебе следует знать: ты не единственный, кто зол и кому стыдно. Просто скажи мне, чего ты хочешь, и, возможно, нам удастся остаться друзьями.
Холодная полуулыбка, которой он отреагировал на мои слова, — всего лишь изгиб губ и морщинки, появившиеся в уголках рта, — подсказала мне, что для него вероятность такого исхода минимальна.
— Мне известно, что ты не богат, но ты все равно должен взять на себя долю ответственности. Время, проведенное у монахинь — сестры называют это предродовым наблюдением за беременной женщиной, — обойдется мне в триста долларов. Сестра Камилла назвала это пожертвованием, когда я говорил с ней по телефону, но платеж — он и есть платеж.
— Если ты просишь разделить его…
— Знаю, что ста пятидесяти долларов у тебя нет, но ты все же найди семьдесят пять — именно столько будет стоить учитель. Тот, кто поможет Шен наверстать школьную программу.
— Я не в состоянии этого сделать. Арлетт обчистила меня, когда уходила. — И тут впервые у меня возникла мысль: а не осталось ли у нее какой-нибудь заначки? Двести долларов, которые она прихватила с собой, никогда не существовали, но даже мелочь, отложенная «на булавки», пригодилась бы в сложившейся ситуации. Я решил, что надо проверить все шкафчики и банки на кухне.