Мэнж улыбался, усмехался, но глаза его почему-то не радовались. Темно-серые, как у многих Алтирэсов, глаза оставались спокойными и внимательными. Слишком спокойными, с раздражением подумал Габриэль. Но решил, что будет играть до конца, сколько бы вымученных улыбок ни потребовалось, что бы ни сказал или ни сделал отец.
Мэйт сел на край кровати и, стараясь не смотреть на отца, коснулся мочки уха.
— Ты нервничаешь? — спросил Аладар.
— Нет, — замотал головой Габриэль. — Почему ты так решил?
— Ты касаешься уха так же, как касалась его твоя мать, теплого места ей в Анэлеме.
Габриэль невольно дернул рукой, убирая пальцы от уха.
— Она всегда так делала, когда тревожилась, — продолжал отец. — Ты разве не помнишь?
Габриэль опять покачал головой. В горле встал ком, сухой и колючий, как чучело морского ежа. Но говорить было нужно, понимал мэйт. Даже если отец зашел всего лишь взглянуть на сына после двух недель разлуки, вскоре он начнет догадываться, что с мэйтом что-то не так. Или уже догадался.
— Прости, я забыл тебя поприветствовать, — виновато опустил взгляд Габриэль.
— Ну, я как-нибудь это переживу, — скромно улыбнулся мэнж. — И все-таки ты нервничаешь, — шире улыбнулся он, шумно вдыхая воздух.
Очередная отцовская улыбка только подогрела подозрения Габриэля. Отец никогда не улыбался так часто. Мэнж с ним играет? Точно кошка с мышкой, перед тем как ее съесть. Нет, отбросил эту мысль Габриэль, на отца не похоже. К чему ему играть с собственным сыном, когда можно просто позвать стражу? Но тогда зачем он пришел так рано? Что-то произошло? Но мэнж не выглядел озабоченным. Напротив, рад видеть сына. Хотя взгляд…
Мэйт поднялся и подошел к окну. Он чувствовал внимательный, цепкий взгляд, но старался дышать ровно, чтобы снова не выдать себя. А ведь и вправду он иногда трогает мочку уха, когда переживает. Мэйсе! Глупая привычка едва не уничтожила весь грандиозный план побега.
В голубом небе белыми лодочками плыли мелкие облака; легкий ветерок разносил запах пихты по Янтарному острову; улицы заполняли звуки звона копыт, скрипа колес и ворчливых криков. Стражники на стене загасили фонари и перестали походить на призраков.
— Ты точно не болен? — спросил отец.
— Нет, но что-то спалось не очень, — демонстративно зевнул Габриэль.
— А почему без подушки?
— О… — замялся Габриэль. — Она стала слишком жесткой, — сказал он первое, что пришло на ум.
— Попрошу слуг ее поменять.
— Не утруждай себя, — с долей раздражения произнес Габриэль.
Послышался шелест платья. Ладонь мэнжа, теплая и влажная, легла на лоб Габриэля.
— Думаю, стоит показаться лекарю.
— Хорошо, — согласился мэйт.
— Боги, как ты похож на мать, — прошептал отец, убирая ладонь со лба сына.
— Наверное, это из-за волос, — решил поддержать беседу Габриэль. — Они тоже черные и густые.
— Да, — печально вздохнул Аладар. — Жаль, что ты так мало ее знал.
Габриэль молча покивал, до сих пор не разгадав причину утреннего визита отца. К чему это беспокойство? Разговоры о матери? Что, в конце концов, мэнж прячет за хитрыми улыбками? Визит слишком внезапный, не верится в его бесцельность. Но спрашивать напрямую рискованно и неуважительно.
Зашуршало отцовское платье. Мэнж отошел от окна. Габриэль повернулся: отец стоял у картины, у великолепной карты-картины Андрии, и разглядывал ее не без восхищения.
— Хм, а жрица Тиррацеи была права, — вдруг сказал отец, касаясь кончиками пальцев разноцветного полотна.
— Жрица Тиррацеи? — не понял Габриэль.
— Да, — задумчиво сказал Аладар, продолжая разглядывать карту. — Помнишь, ты спрашивал меня, почему носишь неостровное имя?
— Конечно. Так звали безда… человека, который тебя спас. Там, в Мирацилле. И я надеюсь, что ношу это имя с честью. — Габриэль ухмыльнулся. — Хотя в детстве мне за него доставалось. Но я не понимаю, при чем тут жрица?
— Когда ты родился, она сказала, что чужое имя наложит отпечаток на твою судьбу. Тебя будет тянуть в Грэйтлэнд. Землю… бездарей.
Мэйту показалось, что на него набросили сеть. Крепкую, тяжелую, будто из цепей. Кошка, похоже, вдоволь наигралась с мышкой. Пришло время жестокой трапезы. Неужели отец узнал о побеге? Но как? Сциники? Одежда, выстиранная в аннам-траве? Тайная магия? Тревожные мысли закружились в голове, как щепки в водовороте. И ни одной спасительной!
Бежать? Бежать прямо сейчас, пока еще не слишком поздно? Габриэль опустил взгляд, с тоской глазея на ночную рубаху и босые ноги. В таком виде его точно поймают!