Юбку она собиралась покупать не "для души", а потому, что старая, в которой она ходила еще в школе, окончательно износилась. Но Вероника была девушкой гордой да и вряд ли бы профессор из Питера смог бы понять и проникнуться подобной ситуацией.
Даниил Андреевич кивнул:
- Да, я это имел в виду. Я, кстати, хотел тебя попросить об одной небольшой услуге.
Вероника почти испуганно посмотрела на него. Ее, как и многих, удивляло, что Даниил до сих пор не женат - и никогда не был. Как-то она спросила об этом у Ани, и та ответила, нехорошо усмехнувшись: "Он тут мне недавно рассказал такую шутку - "Жены стареют, а студентки третьего курса - никогда". Вероника тогда озадаченно улыбнулась - на ее вкус, было в этом что-то необъяснимо мерзкое, но Аня, кажется, находила, что подобные отношения в порядке вещей.
Даниил Андреевич был красивым мужчиной - все еще - но Вероника была на четыре года младше любой студентки третьего курса и надеялась, что это ее спасет.
Они уже почти приехали; лендровер только что свернул на подъездную дорожку, ведущую к воротам раскопа.
- Я весной работал в Сирии, - сказал Даниил Андреевич.
- Да, я вижу, загар у вас такой яркий, - пробормотала Вероника.
Даниил Андреевич улыбнулся:
- Благодарю... Я там купил подарки Ане, тебе, Ладочке... Платки, яркие такие, красивые. Женщинам всегда нравятся. Да вот не успел отдать, я почти сразу после Сирии сюда поехал. Я через Лешу хотел передать, но...
- Я понимаю, - сказала Вероника.
Она знала, что Аня развелась с Лешей из-за того, что тот изменил ей, но в курсе подробностей не была.
- Аня завтра приедет, - сказала она. - У нашей мамы через неделю свадьба. Так что, если хотите, я передам, конечно.
Даниил Андреевич улыбнулся:
- Благодарю.
Он крутанул руль, паркуясь на специально для этого отведенной площадке около раскопа.
- Да и вам спасибо, что подвезли, - сказала Вероника.
- Ты подожди около машины, - сказал он, когда лендровер остановился и Вероника взялась за ручку дверцы. - Они у меня с собой, я только из багажника достану.
Вероника кивнула.
* * *
Палящие лучи солнца не проникали под навес. С реки нет-нет да и налетал ветерок.
Даниил посмотрел вниз.
В квадратную яму раскопа, где не было укрытия от солнца, и дыхание реки не доходило до работавших там, внизу. Работы шли уже два месяца. Стараниями студентов и школьников на месте невысокого холма уже находился приличный котлован.
Взгляду Даниила открылась привычная, знакомая картина, неизменная на любых раскопках, где бы они не проводились.
Участки, нарезанные на квадраты. Некоторые сняты глубже других. Студенты и школьники в разноцветных, но уже полинявших банданах, кепках и панамах, неподвижные, молчаливые - только руки шевелятся, перебирают землю. Рядом неизбежные носилки. Тут же, на земле - рюкзаки, пакеты и сумочки. Лента подъемника, куда высыпают землю. Его оператор, невозмутимый, как индийиский йог. Чуть дальше - отвал. В восточном углу раскопа выпирают из земли мощные, почерневшие от времени бревна. По ним прилежно водят кисточками студенты. Аспирант Даниила, Андрей, где-то там. Этот участок школьникам, которым наплевать на все - у них, как в старой комедии Гайдая, учет не в рублях, а в сутках - не доверишь.
Если посмотреть с уцелевшей части холма влево, то упрешься взглядом в колесо обозрения, красные стены и башни кремля. Там - центр города, его деловая часть. Два моста, железнодорожный и автомобильный, связывают город с большим миром.
Если же глянуть направо, то увидишь утопающие в садах домики частного сектора. Местные еще помнят название этой деревни, поглощенной городом - Гнилозубье. Название деревушки удивительно точное. Вода в реке - черная, плохая, ведь течет она из болота, и зубы жителей до сих пор позволяют процветать в городе неумереннному количеству стоматологических клиник.
Многие дома в этом квартале построены еще Гнилозубским ордена Ленина коллективным хозяйством "Светлый путь". Теперь эти названия остались только в хрониках. И современным подросткам уже не понять скрытой в названии иронии.
За домишками видны высотки длинного проспекта. Уродливые блочные великаны хрущевского периода ближе к окраине сменяются совсем другими домами. Эти разноцветные многоэтажки с игривыми башенками и эркерами напоминают сказочные замки, и построены они совсем недавно. Проспект обрывается прямо в лес, где, совсем уж на окраине, блестит на солнце маковка какой-то церкви.
Обычно над раскопом висит негромкий гул голосов, но не сейчас. Мертвое время после обеда, когда купальник на теле уже высох, а капли воды, которые так хотелось сохранить на коже после купания, превратились в невидимую пленку, которая стягивает кожу. Жара иссушает, плавит мозги, убивает желание шевелиться вообще и уж тем более шевелить языком. Ослепительная точка застыла над головами и не движется со всем; с неба пышет жаром, как из раскрытой духовки. Пахнет горячим железом и дымом. Время медленных мыслей, холодного кваса и полежать в теньке... а вместо этого приходится перебирать сухую землю. Пыль летит, и забивает рот.