На столе под навесом разложены находки. Митя, светловолосый и худой мальчик из местного педагогического училища, старательно описывает их. Ничего особенного, привычный набор - керамика, стеклянные бусины, монетки, вислые печати, нательные кресты...
Предполагается, что на этом холме находилась легендарная Красная Лагода. Та, из-за которой город, существующий ныне, долго носил имя Новой Лагоды. Холм соответствует описанию в летописях. Он находится на излучине реки. Топкие ее берега усеяны ирисами и кувшинками странного красного цвета. Но для города, даже небольшого, слишком бедный культурный слой. В западной части раскопа уже дошли до материка. Ни грамот, ни даже сапог. Лишь куча обугленных бревен ближе к верхушке холма. Датировку уже проводили. Усадьба сгорела в середине пятнадцатого века, не позже. Да и усадьба ли это была? Пока из-под земли появился лишь северный край постройки, и уже заметно, что она была несуразно большой для столь маленького поселения.
Даниила это не удивляет. Гнилозубье упоминается в летописях наряду с Красной Лагодой. В России есть деревни, которые старше Москвы, и Гнилозубье - одна из них. Но рядом с Гнилозубьем находилось кое-что еще. Нет, не старый город, который так давно и с азартом ищут. Даниил знает, где находится настоящий старый город, загадочная Красная Лагода. А остальным, кто не смог этого понять из летописей и других, часто косвенных намеков, и совершенно необязательно знать.
Здесь, на холме, находился монастырь. От него осталось лишь краткое упоминание в не самой известной летописи.
Монастырей на этой земле всегда было много. Они выполняли функцию крепостей-заслонов от хищных и шустрых северных соседей.
- А что там за церковь? - задумчиво спрашивает Даниил, разглядывая сияющую в лесу маковку.
Митя, оторвавшись от записей, смотрит, куда указывает руководитель.
- А, это, - говорит он. - Это Юмбальский скит. Как там церковь называется, я даже не знаю. Сретения какого-то, вроде... - он неправильно ставит ударение.
Но Даниил кивает. Вдохновившись, Митя охотно оставляет работу и начинает рассказывать:
- В советское время там был профсоюзный санаторий от торфяного завода. Очень хорошее место, сосны, песочек, купаться можно, - мечтательно продолжает он. - Мы там с родителями бывали в детстве. Но потом эти сектанты вернули землю себе.
Даниил смотрит на него с веселым удивлением, которое ловко скрывает. Он редко общается с современными подростками и представлял их круг интересов несколько иначе.
- Теперь уж корпуса опустели, обветшали, - говорит Митя. - Теперь на здоровье детей простых людей всем наплевать; сами-то по Турциям ездят. А с завода все фильтры сняли, конечно, так же дешевле, забашляли кому надо. В городе дышать невозможно, половина детей - аллергики, у второй половины астма... Экология ни к черту.
Даниил не первый раз сталкивается с темой экологии в разговорах с местными. И Митя еще сдержан в своих оценках. В других беседах упоминаются сбросы с завода, из-за которых в реке появляются мутанты - "да-да, щука вот такая, и ручки, как у маленького ребенка!", и вообще, река скоро высохнет, парниковый эффект из-за заслоняющих солнце туч - хотя завод не дымит, там нечему дымить, "но пыли-то сколько!", и фантастическая радиация, из-за которой все мужики города стали импотентами.
На его взгляд, воздух тут чище, чем в Питере. Остальное Даниилу сложно оценить, хотя причина таких разговоров ему известна. И это совсем не завод, при котором кормится весь город. Он переводит взгляд за реку, на сопки Каменного Поля. Митя чутко улавливает перемену в настроении начальства и замолкает.
Под навес заглядывает Настя. Это высокая, приятно полная улыбчивая девочка - командир рабочего отряда от колледжа искусств.
- Ты про скит рассказываешь, что ли? - говорит она, опасливо косясь на Даниила - не прогонит ли.
Настя - красивая. Не такая, как все эти современные соски, худые, как скелеты с кладбищ - а уж их-то Даниил повидал больше, чем достаточно. Настя со своей шапкой темных курчавых волос, которые она безжалостно оттягивает, пытаясь сделать гладкими, и приятными округлостями везде, где они должны быть, уместно смотрелась бы на винтажной открытке годов тридцатых. В джинсовом комбинезоне с карманом на животе и красном платочке она вообще выглядит как комсомолка с плакатов, зовущих молодежь на ударную стройку. К удивлению Даниила, она осознает свою красоту, и пользуется как уважением, так и популярностью среди своих изможденных ровесниц и даже ровесников.