— Я никогда не буду твоей. Ты можешь сломать мое тело, Джеймс, но никогда не получишь меня по моей воле.
— Вообще-то это мило, что ты думаешь, будто мне важно твое согласие, – возражает он, крепко сжимая меня в объятиях. — Ты – мой объект. Моя игрушка. Объекты не имеют права на согласие.
— Ты отвратителен, – шепчу я.
— И ты такая же, как твоя мама, – отвечает он. — Она тоже не всегда была согласна, но оставалась неподвижной, как хорошая шлюха. Наверное, это из-за наркотиков, которые я подсыпал ей в напиток, когда хотел поиграть.
О Боже. Нет.
Мама.
Ее накачали наркотиками, изнасиловали и заставили вернуться к жестокому браку. Она прошла через все это, но так и не сломалась перед нами, даже когда умирала от рака.
Жизнь иногда просто несправедлива. Она дарит здоровье таким людям, как Джеймс, но отнимает у таких, как моя мама.
Она заслуживала большего.
— На самом деле между мной и Коннором не так уж много различий. Для нас обоих ты просто одноразовая шлюха, наш объект, – выплевывает он слова, и я сдерживаю свой гнев.
Нет.
Коннор совсем не похож на него.
С ним всегда все зависит от меня.
И у меня всегда будет выбор.
Он не видит во мне объект, он видит во мне человека.
— В эти дни я чувствую ностальгию, и раз уж ты стала такой дикой кошкой, – он достает шприц и вводит его мне в шею. — Я дам тебе кое-что для расслабления, как в свое время делал с твоей мамой.
Когда лекарство начинает действовать, мое тело превращается в якорь, непомерная тяжесть оседает на каждой конечности. Дыхание становится утомительным занятием; каждый вдох и выдох – это медленный, нарочитый процесс, который только усиливает дезориентирующий туман, окутывающий мои чувства. Хотя я все еще могла бы двигаться, если бы не чертовы веревки, крепко сжимающие мою кожу. На этот раз он уверен, что мне не удастся сбежать.
Тревога и паника все сильнее овладевают моим сознанием, создавая диссонанс между спокойствием моего тела и хаотичным штормом, бушующим в моих мыслях.
Джеймс срывает с меня одежду и держит за горло, быстро входя в меня.
Я пытаюсь сдержать слезы и быть сильной, но пульсирующая боль, проникающая в меня, невыносима.
Думаю о Конноре и обо всем, что он сделал, чтобы я почувствовала себя живой. Думаю о контроле, который он мне дал. Как освободил меня и позволил быть собой. Думаю о нем, пока пытаюсь вытерпеть то, что делает со мной Джеймс.
Пытаюсь двигаться и бороться, но это бесполезно. Он легко прижимает нож к моей груди и режет в том же месте, куда я его уколола.
— Теперь у нас будут одинаковые шрамы, моя дорогая, – говорит он, убирая нож в карман, сильнее вонзаясь в меня.
Мое тело умоляет о пощаде, но глаза остаются пустыми.
Он может попытаться, но я никогда не перестану бороться. Я буду бороться до последнего гребаного вздоха.
Джеймс отбрасывает меня к стене, а затем дает пощечину.
— Я вернусь за тобой, – говорит он. Я вздрагиваю, а он ухмыляется и закрывает за мной дверь.
Дверь открывается, и я сразу понимаю, кто это.
Джиа.
— Я же говорила тебе бросить его, – говорит она, на ее лице играет садистская улыбка, как будто упиваться моей болью – ее удовольствие. — Ты меня не послушала.
— А ведь он описывал тебя как милую девушку.
— Если бы я знала, что путь к его сердцу – это быть психованной стервой, поверь мне я бы сыграла эту роль, – признается она.
Серьезно? Эта девушка, должно быть, шутит.
— Знаешь, в итоге жалкой оказалась ты. Все это из-за одного парня. Серьезно, Джиа?
— Из-за парня? – Она презрительно смеется. — Оглянись, Сесилия. Это место? Это все, что я знала с самого рождения.
— Как так? Коннор сказал, что ты воспитывалась в приемных семьях.
— Это ложь. Я выросла в Канзасе. Но когда мне исполнилось шестнадцать, мне поручили миссию. Я должна была заставить некоего наследника влюбиться в меня, а потом должна была убить его, – говорит она с блеском в глазах.
Что?
— Он помог тебе. Он защищал тебя.
— Да, и именно поэтому я предала своих родителей и свою семью, и из-за этого чуть не погибла. Меня хорошенько избили, когда узнали, что я пыталась сорвать их план по убийству Коннора, – признается она. — Я не могла вернуться к нему. Знала, что никогда не смогу. И была счастлива, зная, что он никогда не уйдет, что он всегда будет моим. Но тут появилась ты.
Она действительно серьезно?
— Ты хотела, чтобы он всю жизнь был несчастным? – прорычала я эти слова.
— О пожалуйста, Коннор Росс никогда бы не стал несчастным из-за женщины, – прошипела она. — Я просто не хотела, чтобы он кого-то впустил.
Чем больше она говорит, тем сильнее мне хочется воткнуть нож в горло этой дряни.
У нее было столько времени, чтобы вернуться к нему, но она решила вернуться только тогда, когда поняла, что он ушел.
Только потому, что ей захотелось иметь над ним какую-то власть?
Позорная сука.
— Ты – гребаная дрянь.
— Но в конце концов, Сесилия, я победила, – улыбается она. — Мне не нужно возвращаться к нему, но пока я существую, любой, кто приблизится к тому, что принадлежит мне, будет уничтожен. Я не могу просто убить тебя, потому что ты – любимая игрушка моего кузена, но я могу вернуть тебя твоему хозяину.
— Ты можешь уничтожить их всех, Джиа, но в конце концов ты никогда не будешь удовлетворена, верно? Скажи мне, он когда-нибудь трахал тебя, говоря, что любит? Зачем заставлять себя работать ради человека, который даже не удосужился полюбить тебя в ответ? Девочка, спасибо, что укрепила мое достоинство. Это я здесь связана, а ты унижаешь себя. На твоем месте мне было бы стыдно.
— Закрой рот, сука.
— Почему? Тебе не нравится слышать правду? – поддразниваю я. — Он никогда не скажет, что любит тебя, потому что это не так. Ты настолько отвратительна, что даже твоя больная семья не может любить тебя, не говоря уже о Конноре.