— Тебе не нужно ревновать ее, моя дорогая, – мягко говорит он. — Она всего лишь деловой партнер. Ты будешь моей. Я развожусь со своей женой и женюсь на тебе. Думаю, нам стоит это отпраздновать.
Глаза Мии расширились при этих словах, а мои остались пустыми. Женится ли он на мне? Что он задумал – держать меня в плену в роскошном особняке, пока я волшебным образом не влюблюсь в него? Я бы предпочла выброситься из особняка.
Пытаюсь отдышаться. Возможно, я могу попытаться найти мою сестру. Может быть, у меня будет немного времени, и я смогу разобраться в его одержимости мной и убедить позволить мне привезти мою сестру. Я знаю, что девушка, которая разговаривала с Джеймсом, уже ушла; я мельком видела ее силуэт раньше. Она никогда не задерживается, наблюдая за девушками.
Может ли быть, что она была его женой?
— Пойдем, Сесилия, ты не останешься с остальными, я переселю тебя в другую комнату, – объявляет Джеймс, беря меня за руку.
— Останься со мной, – говорит Миа Джеймсу, бросаясь в его объятия, шепча ему на ухо то, что я не могу слушать. Он обнимает ее так, что мне хочется защитить ее от него, но она остается твердой, отвлекая его.
— Нет, Cariño3. Твой отец отправляет тебя в клетку Далласа. Я уже сказал тебе, что ты мне больше не подходишь. Постарайся не убивать охранников, пока тебе не дают лекарство, – наконец говорит он, и Миа с опаской смотрит на меня, прежде чем настаивать.
Я знаю, что она делает, но ничего не выйдет.
Зачем она вообще пытается мне помочь?
— Я скучаю по тебе, – бормочет она, крепче обнимая его, и Джеймс подает сигнал охраннику, чтобы тот убрал Мию.
Это происходит по-другому: для ее удержания требуется более пяти охранников. Несмотря на это, ее глаза не отрываются от меня, улыбка заверяет меня, что все будет хорошо, прежде чем она поддается действию наркотиков.
Возможно, таким образом Миа выражает благодарность за то, что я сделала несколько дней назад. Однако не хочу, чтобы она жертвовала своей защитой, когда знаю, что это может стоить ей жизни.
Я хочу двигаться и помочь, но мое тело кажется вялым и тяжелым. Цепи на руках и ногах не дают мне ничего сделать.
Контроль. Я не контролирую себя.
Мое тело не похоже на мое, мой разум больше не подвластен мне.
Я – объект. Он обращается со мной как со своей личной собственностью, играя со мной, словно я всего лишь вещь, с которой можно играть.
Как будто я больше не человек.
Джеймс – садист.
Он наслаждается болью и слезами, останавливаясь только тогда, когда ему удается извлечь их из меня.
Вот почему его сеансы длятся так долго: я не так легко отдаю свои слезы.
Я знаю их вес. Именно из-за них моей мамы сегодня нет дома.
Я – игрушка.
Вот до чего меня довел отец, оставив страдать как объект садиста. Я наблюдаю за другими девушками, некоторые из них моложе меня, ровесницы Лауры, и у меня еще сильнее сжимается грудь. Их заставляют ублажать отвратительных мужчин, выбирая одну за другой, как будто отбирают очередное животное на убой.
В некоторых камерах по несколько человек, за исключением камеры Мии, где есть только она. Они утверждают, что это потому, что она рискует навредить другим девочкам, что уже случалось.
Но я им не верю.
— Я купил ее, это моя игрушка. Мне не нравится, когда люди трогают мои вещи, – кричит Джеймс всем в комнате. Не дожидаясь реакции, тащит меня за собой, пока мы не доходим до комнаты.
Джеймс усыпляет меня каким-то транквилизатором, отчего мое тело становится тяжелее.
Понимаю, почему моя доза кажется мне сильнее, чем когда-либо – Рон переборщил с лекарствами в последние два раза. Даже если он считает, что я не знаю причины, я знаю.
Он собирается это сделать, я это чувствую. То, как он смотрит на меня, говорит о том, что ему надоело играть, что он наконец собирается сделать то, что обещал уже несколько дней.
Жду паники, но она не приходит. Я просто отрешусь, я научилась это делать. Научилась позволять своему телу отключаться, потому что это лишает его удовольствия видеть, как я ломаюсь. Я не вызываю у него никакой реакции.
В основном потому, что мне не на что реагировать.
4
КОННОР
Тьма – важнейшее понятие в моей жизни. Я родился в семье, одаренной тьмой. Она обнимает нас, как заботливая мама обнимает своего испуганного сына.
Пустота и небытие сталкиваются с такой страстью и яркостью, что это почти как наша личная параллель.
Если вы – Росс, то с юных лет узнаете, что дихотомия – это не добро или зло, жизнь или смерть. Речь идет о том, чтобы быть и тем, и другим в своем понимании.
Хотя я стараюсь быть заботливым по отношению к своей семье, не могу отрицать, что поступки как моих близких, так и меня самого не всегда были похвальными или морально честными.
Мы не похожи на обычную богатую семью в Техасе. При ближайшем рассмотрении вы даже не узнаете, что мы богаты.
Мы – байкеры.
Но не просто байкеры.
Мы – Эвермор.
Эвермор был создан моим предком, Чадом Россом, который, несмотря на то, что происходил из чрезвычайно богатой семьи, искал другую, основанную на преданности, а не на деньгах.
Создав этот клуб, он начал создавать свое собственное наследие. Одно из его самых важных правил?
Если ты хочешь стать хорошим Презом, должен показать членам клуба, что ты хороший муж.
Он, как и мой отец, был еще тем дураком. Ходят слухи, что он похитил свою невесту, которая была обещана его лучшему другу, и так началась война с Картелем.
Мы немного отличаемся от байкерской культуры тем, что не называем девушек сучками в знак ласки и прочим угодным нам причинам. Хотя у нас есть правила. Каждый член Клуба – это семья. Даже те, кто не замешан в преступных деяниях. Мы будем относиться к тебе как к члену семьи, но если ты покажешь себя крысой...