Он не разговаривает со мной. Ведет себя так, будто на его пассажирском сиденье не пристегнута девушка, и я отвратительно благодарна ему за это. Затем его взгляд наконец встречается с моим, и он выглядит в три раза более взбешенным.
— Ненавижу работать с идиотами, – рычит мужчинна, вытаскивая мертвое тело из машины. Дверь на мгновение открывается, а затем закрывается.
Я слышу, как закрываются все двери, и дико пытаюсь освободиться, но бесполезно.
Рядом со мной, упершись в сиденье, лежит нож. Инстинктивно хватаю его кончиками пальцев и разрезаю ленту. Она поддается, и тогда я жду удобного случая. В тот момент, когда он откроет машину, чтобы сесть в нее, я побегу.
Осматриваю окрестности, настороженно присматриваюсь к каждой детали происходящего.
Когда мужчина ловко вставляет ключ в замок машины, я не колеблюсь ни секунды. Открываю дверь и выпрыгиваю наружу, бегу так быстро, как только могу, выкладываясь по максимуму, но не ожидаю выстрелов в свою сторону. Пуля задевает мою руку, заставляя меня упасть на землю, и мужчина настигает меня.
Вот и все, я умру.
— Ты чертова шлюха! – кричит он, доставая из кармана что-то, очень похожее на шприц.
Вводит жидкость мне в шею, я пытаюсь бороться со жгучей болью в плече и наркотиком, но это бесполезно.
Наконец неумолимая усталость наваливается на меня, как тяжелый прилив. Когда-то движимое решимостью, мое тело теперь поддается тяжести истощения. Я чувствую постепенное опустошение, как будто мои конечности заменили свинцовыми гирями, а руки потеряли всякое ощущение. Мягко, почти неохотно, опускаются веки, погружая меня в мир темноты и отсрочки.
Бороться с темнотой бесполезно, поэтому я позволяю ей погрузиться еще глубже.
Я просыпаюсь в недоумении на темном и огромном складе. Здесь никого нет. Звуки шагов становятся все громче, разносясь по коридору, от чего по позвоночнику пробегают мурашки.
Предвкушение того, что должно произойти, одновременно пугает и возбуждает. Мои руки висят на веревке, а сама я сижу на железном стуле с веревками по всему телу. На моей простреленной руке наложены швы и марля. Однако боль все еще пульсирует, сильнее от того, что я вытянута.
Я бы хотела, чтобы они отказались от меня и оставили умирать на этом складе. Но нет. Если бы это была моя реальность, я бы считала себя счастливчиком. В этом у меня нет никаких сомнений.
Включается свет, и глаза режет с непривычки. Когда дверь со скрипом открывается, в комнату входят старик и мужчина средних лет, одетый в элегантный черный костюм. Он останавливается передо мной, излучая уверенность и властность.
— Это та девушка? – спросил мужчина в костюме.
— Это она, босс.
Рядом с ним появляется старик и одаривает меня маниакальной улыбкой.
— У нее гораздо больше достоинств, чем описал этот идиот, – комментирует мужчина в костюме. — А ваш партнер?
— Идиот пытался дотронуться до нее перед сделкой, пришлось от него избавиться, – сообщает он.
— Отлично. На этом все, – приказывает босс, и пожилой мужчина уходит.
Мужчина в костюме поворачивается ко мне и широко улыбается. Конечно, глядя на него, любой подумает, что он пытается быть дружелюбным и приветливым, но, судя по тому, что он босс, он хуже всех.
— Прошу прощения за отсутствие манер, моя дорогая. Меня зовут Джеймс. – Он снимает веревку, на которой я вишу, но держит меня привязанной к стулу. — Мы просто ждем, когда кое-кто придет завершить сделку. Ты будешь ценным активом в нашем бизнесе.
Он гладит меня по лицу, но я отворачиваюсь, не желая сдаваться.
— Я вижу, в тебе есть огонь. Моим клиентам это понравится, – мелодично произносит он, а затем щелкает языком по небу рта.
— Босс, – окликает его старик.
— Да, Рон, – обращается он к мужчине с холодным выражением лица, совершенно не похожим на то, как он обращался ко мне.
— Он здесь, – объявляет старик, он же Рон, и Джеймс кивает.
Предвкушение и растерянность – вот чувства, которые переполняют меня в этот момент. Смотрю на дверь и не могу поверить в облегчение, которое охватывает меня, когда появляется фигура моего отца.
Он здесь, и он спасет меня. Я возвращаюсь домой.
— Должен признать, у тебя прекрасная дочь, – говорит Джеймс.
— Как я уже сказал, ее вполне достаточно, чтобы покрыть мои долги, – механически произносит он, даже не глядя на меня.
Мои глаза расширились, и я уставилась на взволнованного отца. Его губы порезаны, а рубашка, обычно всегда такая чистая, измазана кровью.
Вполне достаточно, чтобы покрыть его долги?
Я продолжаю смотреть в его голубые глаза, не реагируя. Не могу поверить, что он это делает. Чувствую, как боль в груди заполняет меня, словно нож режет сердце изнутри, но кровь не течет – только остатки плоти, которые когда-то были свежими, а теперь сгнили, вместе с моей душой, услышавшей его слова.
— Действительно, – соглашается Джеймс, — она будет хорошей марионеткой, когда ее обучат. Но ее когда-нибудь использовали?
— Нет, я проверил ее у врача, и она осталась нетронутой, – отвечает мой отец, словно я кусок мяса.
Неверие переполняет меня, и я впадаю в панику. Осознание этого оказывается более болезненным, чем прежняя правда. Меня не похищали, и мой отец не пришел платить за меня выкуп.
Он продал меня в обмен на оплату своих долгов.
Он продал свою дочь.
Я начинаю дико ерзать, пока не снимаю скотч, закрывающий мне рот.
— Ты грязная свинья. Как ты можешь так поступать со мной? Выпусти меня отсюда. Позволь мне... – Я останавливаю себя, вспомнив, что, возможно, Лаура тоже здесь – моя сестра, которой всего пятнадцать лет.
— Хватит, – голос Джеймса на мгновение останавливает меня, но я продолжаю говорить.
— Я ненавижу тебя! Я ненавижу тебя! – кричу я, и тут звук пощечины заставляет меня повернуть лицо.