Чувствую, как мои щеки раздуваются, когда Джеймс поглаживает свою руку.
— Посмотри, что ты заставила меня сделать, – говорит он, сохраняя невозмутимость. — Теперь нам придется ждать, пока ты вылечишься и найдешь клиентов. Ну, тогда больше тренировок со мной, – широко улыбается, и мое тело отшатывается.
— Мы договорились или нет? – настаивает отец.
Джеймс смеется.
— Я на мгновение забыл о тебе. Очень легко с этим шедевром, – объясняет он, – мне понравилась твоя дочь, поэтому предлагаю тебе бонус в пять миллионов долларов и выплату долга. Что скажешь? Однако ты должен наблюдать, пока я проверяю, насколько точна твоя информация.
— Договорились, – отчаянно говорит мой отец.
Он даже не пошевелился, когда Джеймс ударил меня. Я не узнаю стоящего передо мной человека. Боль в моем сердце от его предательства настолько мучительна, что я едва чувствую физическую боль от пощечины.
Этот человек якобы вырастил меня. Он присутствовал при моих первых достижениях. Как он может быть таким холодным по отношению ко мне? Как он может проснуться в один прекрасный день и решить, что я ему больше не нужна?
Мама говорила, что он будет хорошо относиться ко мне, а это нехорошо.
Я вижу, кто мой отец. Действительно вижу его. Он – никчемный кусок дерьма. Он никогда не сможет быть хорошим для кого-то. Потому что единственный человек, которого способен любить, – это он сам. Его зависимость всегда будет важнее семьи; возможно, он никогда не заботился обо мне, и все это время я жила во лжи.
Невозможно помочь тому, кто не хочет, чтобы ему помогли, и мама умерла, так и не поняв этого.
Джеймс вешает мои руки обратно на крючок, но отвязывает меня от стула. Я обнажена, вишу, как мясо на витрине. Мои ноги и руки связаны, а одежда залита кровью. Он поворачивается к столу и берет нож. Когда движется ко мне, я вижу, что каждый его шаг продуман и нетороплив.
Темп приближения медленный и расчетливый, как будто он тщательно обдумывает свой следующий шаг.
Проводит ножом по моему ребру, разрезает верхнюю часть и юбку, оставляя меня еще более обнаженной.
— Посмотри на свою дочь.
Джеймс улыбается, а отец смотрит на меня со скучающим выражением лица.
Пытаюсь пошевелиться, но Джеймс наказывает меня за это, вонзая нож в кожу. Вскрикиваю от жгучей боли. Порез не настолько глубокий, чтобы остаться шрамом, но очень болезненный.
— Не дергайся, моя дорогая. Будет жаль испортить твою кожу новыми шрамами, – говорит Джеймс, проводя пальцем по моему входу.
Закрываю глаза, пытаясь перенестись в другую вселенную и не обращать внимания на происходящее. Тем не менее Джеймс садистски гладит меня по ягодицам, словно знает, что я собираюсь сделать, и хочет, чтобы я поняла, что теперь он владеет мной.
Паника захлестывает меня настолько, что чувствую, как мое тело поддается. Наконец Джеймс понимает, что я на грани потери сознания от изнеможения, и улыбается.
— Она действительно девственница. Ты мне не солгал.
— Я же тебе говорил, – испуганно отвечает он.
— Рон, – зовет Джеймс.
— Да, босс, – отвечает тот несколько секунд спустя, становясь перед дверью.
— Отведи мою драгоценную девочку в фиолетовую комнату, и никто не должен к ней прикасаться. Я сам буду тренировать ее. И пусть кто-нибудь умоет ее. Когда она будет готова и обучена, – станет одной из моих лучших сотрудниц, – взволнованно говорит он.
— Да, босс, – говорит Рон, подходя ко мне. Я готова сразиться с ним, но он снова подходит ко мне со шприцем, и мое тело сдается, а сознание ускользает.
Мама умерла в этот же день, и, возможно, я тоже.
Последнее, что приходит мне на ум, – это смех моей сестры.
Надеюсь, с ней все в порядке.
3
СЕСИЛИЯ
— Мам? – прошептала я, стараясь казаться сильной.
После известия о раке нашей матери Лаура становилась все более замкнутой, и мне с трудом удавалось сдерживать свои эмоции. Мне казалось, что во всем виновата я. Мама не отказалась бы от химиотерапии, если бы не видела, как я плачу в своей комнате. Теперь она умирала раньше, чем должна была, и все потому, что прекратила лечение, чтобы больше времени проводить с нами.
Это моя вина, что Лаура будет расти без матери. Это моя вина и вина моих эмоций. Я должна лучше контролировать себя, должна быть более осторожной. Должна быть идеальной.
Обычно дома я не чувствовала себя уязвимой; это было небезопасно. Это могло расстроить папу. А теперь, из-за моих чертовых слез, она умирала.
— Сеси, все в порядке, – сказала она между приступами кашля. — Мне нужно, чтобы ты мне кое-что пообещала.
— Конечно, что угодно.
— Дай своему отцу еще один шанс. Дай ему возможность исправиться и стать хорошим отцом. Защищай Лауру, ты будешь ей нужна. Будь моей идеальной девочкой. Ты всегда была так хороша в этом, Сеси. Расставь все по местам. Мне нужно, чтобы ты сделала это для меня, хорошо?
— Мама, я не...
— Обещай мне, – давит она.
Я смотрю на нее, но не могу произнести ни слова, поэтому она мягко улыбается и, несмотря на боль в руках от иголок, доставляющих обезболивающее, крепко обнимает меня.
— Знаешь, я всегда знала, что твой любимый цвет никогда не был розовым, даже если ты пыталась настаивать на том, чтобы угодить мне. Твой цвет – красный. Ты – страсть, Сесилия, но ты также и сила. Ты родилась лидером и умрешь им. Никто не сможет отнять это у тебя. Будь лидером.
— Да, я буду. Я буду лидером, мама.
— Ты будешь нужна Лауре. Ей понадобится кто-то, кто будет рядом с ней, кто-то, кто научит ее тому, чему не смогла я. Пообещай мне, что ты будешь этим человеком.