Я протиснулся мимо клети и посветил факелом в дыру. Сквозняк распластал пламя, озарились низкие каменные своды и черный тоннель, ведущий в неизвестность.
— Я же велел обыскать все сверху донизу!
— Дырку трудно заметить, даже если окажешься рядом, — объяснил Иен, — Тем более, что раньше ее и в помине не было. Видишь? — он пнул осколок камня, — Ход был замурован. Никто не знал о его существовании.
Это упырь обнаружил ход и разломал стену. Вот как он вошел. Вот как он вышел. Я его убью. Господи, помоги мне до него добраться!
— Иен, Розалила, о ходе никто не должен знать. Мало ли что может случиться, и тогда этот тайный ход нам поможет.
— Да, господин, — кивнула девушка, — Господин Иен меня уже предупредил.
— Ты получишь награду, Розалила, — пообещал я, — Иен, позаботься чтобы эта славная девушка осталась довольна. Я хочу пройти по ходу и посмотреть, куда он ведет.
— Дик, лучше отложим это на завтра. Сейчас почти уже ночь.
— Под землей нет разницы, ночь или день… Вряд ли там сидит вампир. Мы с Вларом видели его сегодня у Червонного Бора. Иен, оставайся здесь и подожди меня. Если… ну, скажем, до полуночи не вернусь, можете идти меня спасать.
— Давай я тебя прямо сейчас спасу, — проворчал старый Дерек, — Кирпичом по затылку. Чтобы дурью не маялся.
Я еще какое-то время слышал его ворчание, пробираясь по темному тесному тоннелю, с факелом в одной руке и с кинжалом в другой, а потом оно затихло. Ход на удивление хорошо сохранился. Пол был чист, словно здесь ежедневно подметали, а редкие пятна скользкой плесени казались непросохшими после влажной уборки лужицами.
По ногам подуло, пламечко факела затрепетало и легло плашмя. Еще десяток шагов — и я увидел впереди полукруг ночного неба, припорошенного звездами. Путь перегораживала железная решетка. Ее прутья, рыжие от ржавчины, каждый толщиной в палец, были смяты и раздвинуты как занавес. На выходе ждал еще один сюрприз — выбитая из железной рамы дверь, толстенная, окованная бронзовыми полосами, она лежала снаружи, придавив собой кусты и молодые деревца. В зарослях лещины, прямо напротив подземного хода, зияла порядочная прореха.
Я выбрался на склон оврага и огляделся. Кажется, я знаю, что это за овраг. Я находился в паре фарлонгов от тыльной стены замка, около Жабьего ручья, питающего наш ров.
Проклятый упырь. Я поглядел на кинжал в своей руке — лезвие словило звездный блик. Действует ли на него холодное железо? Или необходимо серебро?
Черта с два — серебро! Вспомнился пояс на черной одежде пришельца. Не знаю, что за металл, но с виду — именно что серебро. По барабану ему это серебро…
В другой моей руке на сосновой палке кувыркалось пламя.
— Огонь, — прошептал я, — Огонь тебя сожрет, тварь. И выплюнет твои обгорелые кости. А я засею ими леса и овраги, на них вырастут папоротник, серые вешенки и вороний глаз. И ты никогда, никогда, никогда не вернешься на эту землю.
Утром я отправил Рохара из Лиска и его команду плюс своих пятерых в Горелый Острог, очищать его от разбойников. А сам Острог велел спалить, ибо пока есть кубло, змеи в него всегда заберутся.
Оставшихся людей разделил на четыре части. Влар Дерек с восемью ребятами поехали на северо-восток, в сторону Раделя. Мирн Макарёк и пятеро его стражников — на север. А я с четырьмя моими парнями и двумя охотниками из Луховки — к Червонному Бору и дальше, на юго-восток. В крепости осталось двенадцать мужчин, считая Иена Дерека и конюших мальчишек.
Не доезжая Шалой Горки мы встретили на дороге всадника, везущего перед собой в седле бледную как смерть девицу лет пятнадцати.
— Господин кастелян! — обрадовался мужик, — Тебя, видать, сам Бог послал. Я ж к вам ехал, Вербенку мою показать…
У меня сердце упало.
— Живая?
— Живая, тока дышит едва. Ее упырь тяпнул, вишь, вот сюды, прям-таки в шейку.
Я подъехал вплотную.
— Вербена?
Девушка открыла сонные глаза. Улыбнулась еле-еле.
— Зарен… — шепнула она, — Хочу домой… Домой. Здесь… ярко.
— Зарен — это я, — сказал мужик, — Вишь, господин кастелян, какие дела, малая-то моя… вот сюды прям-таки тяпнута. Прям-таки за ухом. Ента стервь под утро в окошко влезла, а что малая окошко незапертым оставила, так я спрашал ее, она ж молчит…
На бледной шее, в завитках рыжеватых волос я разглядел две бескровные ранки. Девушка закрыла глаза. Я почти не видел ее дыхания.
— Вербена. Вербена, очнись.
— Малая, тебя господин кастелян спрашивает, глазки-то открой, а, малыша моя?
— Да, — отозвалась девушка, не поднимая век.