Дощатый пол был щедро застлан сеном и тростником, ни разу, судя по всему, не менявшимся, разбойнички спали на плащах и дерюге вповалку — или кто в каком углу захочет. Часть их как раз благополучно дрыхла, оглашая полумрак разноголосым храпом, а человек пять кружком сидели перед лампой и напряженно следили за рыжим Веселем, трясущем в стаканчике кости. Воняло здесь как на конюшне, если не сказать хуже. Я сразу усмотрел перетянутую ремнями широченную спину и всклокоченный белобрысый затылок.
Весель прищурился, вытянул тощую шею, пытаясь разглядеть, кто пришел. Еще пара рож обернулась ко мне, белобрысый затылок пошевелиться не соизволил.
— Корт Дебелый, — сказал я негромко, — или как там тебя. Встань и подойди сюда.
— Чево? — громила словно проснулся. Завертел головой.
— Это хозяин, — пояснил бывший монашек, — По твою душеньку, Корт. Че-то ты натворил, не иначе.
— Лискиец, ты? — громила закряхтел, поднимаясь, — Чего там? А-а-а, господин Морено пожаловал. Ну проходи, присаживайся. Кинешь с нами кости?
Монашек вдруг хихикнул:
— Да не, господин Морено слишком благороден, чтобы рядом с тобой, Корт, на соломе сидеть. Ты еще перднешь, не дай Бог…
Сидящие кругом вразнобой хохотнули.
— За изнасилование, — сказал я, — полагается кастрация. Которую мы сейчас и произведем. Снимай штаны.
— Ты че, рыцаренок, очумел? — громила отшагнул назад и ощетинился, — Те сучонка малая наболтала? Никого я не из… сил… не насильничал! Я ее пальцем не трогал. А что синяк, у нее уже был синяк, почем мне знать, можа ето кто другой ее по щечке потрепал…
— Господин хороший, — подал голос рябой парень в пестром пиратском платке и с серьгой в ухе, — Корт с нами тут цельный вечер сидел. Правда, ребята?
Ребята согласно загудели. Весель опять встрял:
— Врет девчонка, поди. Ты б разобрался, господин кастелян, прежде чем суд вершить.
— Я не лорд, — сказал я, — Я не вершу суда. Снимай штаны, паскуда.
Поднял меч и ткнул им в громилу. Тот отскочил, опрокинув рябого парня, кружок сидящих развалился. Разбойники шарахнулись в стороны, Весель спас лампу и отнес ее в угол.
— Корт!
В противоположном углу кто-то шевельнулся, в воздухе кувыркнулась обмотанная ремнями дубинка. Я позволил громиле подобрать ее. Я, конечно, дурак, но не настолько, чтобы прилюдно рубить безоружного.
Сошлись.
Корт сразу попер вперед, вертя дубину восьмеркой и петлями. Видно, Рохар успел поднатаскать своих подопечных против меча. Молодец, Рохар. Только громиле дебелому это не поможет.
Корт немного погонял меня, тесня то к одной, то к другой стене и азартно ухая. Дубина у него была размером с оглоблю, и мне не хотелось принимать ее даже на касание. Один ее удар быка бы свалил, что тут говорить про худосочного "рыцаренка", который Корту в пупок дышит? Я, между прочим, нормального среднего роста, да только тут, на северах, народ как на подбор здоровенный. Не говоря уж о найлах — те вообще каланчи ходячие.
Разбойнички притихли мышками. Я думал, они вопить будут. Не, молчали, только глазами сверкали из углов. Потом я решил что хватит, нарочно открылся, дождался широкого замаха, и ушел в "обратную веронику" — громила сам не заметил, как насадил печенку на острие. Скорость развернула меня, лезвие вспороло Корту правый бок, и вышло на свободу, таща за собой ленту крови. Словно кусок масла разрезал. Хороший у меня полуторник, техадских оружейников работа, его Анн для меня выбирал, еще в Южных Устах. Корт грохнулся оземь, аж пол загудел. Похрипел, посучил ногами, разбрасывая тростник, и успокоился.
Бандюки зашевелились, забубнили. Зазвенело что-то. Деньги, что ли? Ставки делали, шакалы.
Я стряхнул кровь с лезвия.
— Уберите падаль.
— Эва, — рябой парень с серьгой отлепился от стены, сделал пару шагов и остановился, задумчиво глядя на бывшего товарища, — Ловко, ничего не скажешь, — поднял взгляд на меня, ухмыльнулся белозубо, — Я уж думал, Корти тебе голову снесет, господин хороший.
Дебелый тоже так думал. Так многие думали, когда против меня выходили. Не в росте дело. И не в длине рук.
— Да уж, непруха сегодня Дебелому, — ухмыльнулся Весель, — Гуль, снимай с него сапоги, он тебе их так и так проиграл.
Носатый Гуль, низенький и широкий как наковальня, вылез из угла и потопал к добыче. Протянул было ручищи к сапогам, но задержался. Посмотрел на меня исподлобья:
— Дык того… эта… должок за им, хозяин. Проигрался он, сталбыть.
Шакалы.
Я не успел ответить — со двора послышался топот, лязг металла.
— Дик, ептыть твою налево! Ты здесь?