— А если дорогу перекрыть? — предложила Луша. Но скривилась и махнула рукой, — По лесу уйдет…
— Здесь у вас тоже не шалашик, — Рохар огляделся с явным уважением, — И стены будь здоров, и заборы ого-го. И народу достаточно. А упырь все ж один, не армия упыриная. Так что без разницы, где девчонку запирать.
— Зачем тогда остальных увозить? — угрюмо поинтересовался Лютор.
— Можем не увозить, — я пожал плечами, — Это уж вы с дядей Фалей решайте. Но я бы все-таки увез.
— А-а-а-арррчччщщщщщ! — грянул дядя Фаля.
Мы разом вздрогнули и уставились на него.
— Это… — пробормотал он смущенно, — Я смекаю, надо увезть. На всякий пожарный. Одну малую легше охранять, чем толпень. Лютик, да ты сам знаешь, детишки-то, они повсюду лезут, запрещай им, не запрещай… Мать, че скажешь?
— Увозить надо, — Луша, не глядя на племянника, потеребила передник. — Береженого Бог бережет. Я пойду, распоряжусь.
Лютор уронил руки на стол.
— Обложили, стервецы…
Ты, Лютор, еще врагов среди нас поищи. Впрочем, я его понимал. Родная дочь, не кто-нибудь. Лютор сам бы рад вместо нее приманкой поработать, да только наш упырь больше на девушек заглядывается. Хотя Энери тоже он утащил, и, помнится, пьяным бондарем не побрезговал…
— Может, он вообще не придет, — сказал я, — Побоится в дом лезть.
— А ежели не полезет? — спросил дядя Фаля, крутя из тряпицы жгутик и прочищая им нос.
— Ну, если не получится так, как задумали… — я пожал плечами, — Что ж, я сам тогда пойду ночью по лесу шарахаться. В одиночку. На отряд он вряд ли выйдет.
Посмотрим тогда, кто кому глотку перегрызет.
Взгляд Лютора малость смягчился. Понял, что я не собираюсь прятаться за спину его дочери.
— Если бы Вербенку не упустили, она бы оклемалась, — вздохнул Рохар, — Погоди, Лютор, неделька-другая пройдет, поправится твоя девчонка. Главное, смотреть за ней в оба, — он помолчал, катая в ладонях пустую кружку, и добавил чуть тише, — Я б ее вообще на ночь связал.
— Связывать — это лишнее, — не согласился я, — зря только пугать.
А сам подумал: мы ей сейчас помеха, а если вязать начнем — врагами станем. Не надо мне этого. Если малышка помогать не хочет, пусть хотя бы не мешает.
— Значит так, — я шлепнул ладонью по столу, подводя итог спорам, — Переходим к делу. Дядя Фаля, Лютор, делите своих ребят на две смены и подумайте, где их расставить, чтоб они контролировали весь двор, а особенно Диино окошко.
— Я смекаю, на крышах их рассадить, — дядя Фаля сложил тряпицу и аккуратно засунул ее в рукав, — И луки пусть тоже прихватят. Берут стрелы енту стервь, не берут — стрельнуть пару раз руки не отвалятся, а польза какая, глядишь, случится. Холодное железо завсегда против нечисти работало.
— Факелы надо приготовить, — сказал Лютор, — и это… осиновых колышков нарубить.
— Чеснока за пазуху покласть тоже не помешает.
— Жаль, святой воды у нас нет.
— Слуш, Лютик, может из ложков серебряных наконечников наточим?
Мы с Рохаром переглянулись, но смолчали. А ведь не далее чем вчера Лютор смеялся над моей идеей везти священника. Это, говорил, колдун, Раюшка права. Ничего себе колдун — кровь сосет! Где, друг Лютор, твоя прежняя уверенность?
— Рохар, — я повернулся к наемнику, — А у тебя особая задача. Ты и твои люди будете периметр держать. С внешней стороны. На тот случай, если тварь к стене подойдет, но внутрь не полезет. Там до леса вырубка, загоны, открытое пространство. У стены, правда, есть сараи и службы. Не дайте ему опять в лес уйти, если что.
Лискиец спокойно кивнул:
— Понял. А ты где будешь?
— С вами. Первую смену. Потом пойду Дию сторожить.
— Хорошо, тогда я выхожу во вторую.
Я кивнул и встал.
— Ладно, в общих чертах решили. Лютор, ты бы поторопил женщин. Рохар, пойдем-ка пройдемся вдоль стены.
— Ага, — он опять показал зубы в мимолетной беспечной улыбке, — Поглядим, где нам ночь коротать, под забором куковать.
Темная выдалась ночь. Солнце село в тучи, после заката небо сплошь затянуло облаками. Ни звездочки, ни лучика. Лес отдалился, сгрудился за широкой полосой вырубки, опасный, словно войско, взявшее нас в осаду. Дереки крепко блюли границу между лесом и домом, чисто выкашивали вырубку, не оставляя ни кустика, ни камешка, где ни то что человек — крыса бы не спряталась.
Еще днем мы нарезали жердей и веток чтобы скрыть часовых у стены. Теперь я сидел на чурбачке в такой вот захоронке рядом с калиткой, мерз и разглядывал лес. Лес тоже разглядывал меня — сквозь жухлые листья и сосновую хвою укрывища; собственная плоть не была преградой черному его взгляду.