Больница?
Или… военный госпиталь?
Мутные от жара глаза раненого глядели на меня снизу, с серого как пепел лица, из-под повязки, перетягивающей лоб.
— Ааааа… — сказал раненый. — Аааа…
— Воды! — сказал его сосед, а за спиной у меня кто-то заплакал.
Я постояла перед тем, кто просил воды, послушала его лепет и наступила ему на грудь.
Через дыру в кровле полезло что-то черное, кроме одной главной пасти у него было еще четыре поменьше — на груди вместо сосков, на животе и в паху, и все они изрыгали красноватый дым, и во всех алыми лоскутами болтались языки.
Я присела на корточки, всматриваясь в лицо своей жертвы. Он стонал, возил головой по тряпкам, а грудь его ходила ходуном и скрипела как старый корабль. Хм, недолго тебе скрипеть осталось, смертный. С моей помощью, или без — до утра ты не дотянешь.
Глаза человека моргали, текли мутной слезой, он глядел на меня и не узнавал.
— Уйди, — вялая, мокрая от пота рука толкнула меня в колено, — Уйди, уйди…
— Посмотри на меня, Юго, — шепнула я. — Забыл? Или не узнаешь?
— Кто ты? — прохрипел человек.
— Та, которой ты желал здоровья у дверей таверны. — Я поддела когтем завязку у ворота. — Помнишь?
Завязка лопнула, ворот развалился, обнажив бледное горло и острый кадык. Человек сухо сглотнул, кадык дернулся вверх-вниз. Глупый, слабый, жалкий смертный. Он еле дышал, а я качалась на его груди, проткнув когтями бурое сукно одеяла и тонкую человечью кожу под ним.
У самых дверей кто-то завизжал, визг захлебнулся и перешел в рыдание.
— Помню, — сказал человек.
По проходу взад-вперед метались тени, и опять кто-то лез сквозь дыру. Огни в плошках кланялись во все стороны, по стенам плясали кособокие призраки, и такие же призраки плясали за спиной. Хлопали крылья, кто-то стонал, кто-то божился, поминая чуть ли не весь забытый пантеон, потом я услышала треск ткани и влажные сосущие звуки.
— В гости пришла… подруга? — человек облизнул сухую соль на губах. — Не признал сперва… не похожа. Извиняй приятеля, ага?
— Не в гости, — я наклонилась ниже, — За тобой, Юго. За тобой.
— Дай воды, — попросил он, прикрывая глаза. — Там… бочка у стены. Дай.
— Не дам.
— Дай… пожалуйста.
— Нет.
Он снова сухо лизнул губы. Помолчал, пытаясь отдышаться.
— Что ты хочешь?
— Тебя.
Закашлялся, задохнулся, умолк, с хрипом втягивая воздух.
— Уффф, — по губам вдруг поползла улыбка. — Давненько… женщины не говорили мне… таких слов.
И снова — надсадный кашель. Да он смеяться пытается! Я вонзила когти поглубже и услышала крик боли.
Вот так. Время шуток прошло, смертный.
Слева бледное создание, похожее на стрекозу, с хорошенькой женской головкой, с четырьмя руками, но без ног, припало на грудь раненого с перевязанным лбом. Он тянул свое бессмысленное "Аааа…" и мелко дергался. Справа творилась драка — два демона, бурый и серо-зеленый, клубком катались по корчащимся телам, во все стороны летели обрывки и ошметки, вокруг прыгало что-то вроде гигантской жабы и вопило: "Дери его, дери!".
— Слезь с груди… подруга, — прохрипел мой смертный. — Очень уж… тяжко.
Я оскалилась ему в лицо.
— Покатай меня.
— Иди ты… в задницу.
Нагнулась ниже и лизнула его щеку. Язык наждаком содрал верхний слой кожи, во рту сделалось сладко. Ссадина тут же налилась кровью, и в глазах у человека впервые что-то дрогнуло.
— Уйди… — прошептал он еле слышно, — Пожалуйста, оставь меня. Я… не обижал тебя. Ничего плохого… За что?
— Я тебе не подруга.
— Тогда… проваливай… в Полночь.
— Ты забыл? Сегодня Саэн. Называй меня "госпожа".
Клекот, перешедший в кашель. Опять смеется!
— Какая ты… госпожа… просто… одинокая каменная уродина… просто горгулья… Ааааа! Сука! Чтоб тебя… разорвало!
В углах рта у него выступила розовая пена.
— Повторяй за мной: госпожа.
— Сука.
— Госпожа.
— Дура глупая. Я тебя пожалел. Я тебя… и сейчас жалею.
— Ненавижу!
— Вот и я говорю… глупая.
В спину толкнули, свет заслонило что-то черное. В лицо сунулась сочащаяся красным дымом пасть и щелкнула зубами.
— Пшшшел прочь! — рявкнула я, угрожающе приподнимаясь. — Это мое!
— Мое! — зарычал черный, а другая пасть, которая посередине живота, сказала:
— Он тебя не боится.