— Выполняем работу. И за тебя тоже. — В ее голосе нет злобы, я чувствую лишь обреченность и смирение, которая пугает еще сильнее.
Женщина проходит в гостиную, медленно выбивая каблуками на полу напряженную дробь. Взгляд скользит по скромному убранству помещения, профессионально выхватывая нужные детали. Она старается держаться с достоинством, с каким бы старалась держаться жена, заставшая своего мужа с любовницей в постели.
— Не рад нас видеть, Нолан? — голос Аквила мерзко скребет мои натянутые нервы. — Я прямо слышу, как в твоей тупой голове скрипят шестеренки, пытаясь допереть, как мы тебя нашли. Но я помогу. — Он элегантным жестом поправляет волосы, а потом вновь небрежно встряхивает головой. — Кафе… Молодой официант… Припоминаешь? У меня слишком много глаз и ушей.
Я кидаю сверкающий взгляд на Лео. А я говорила! Говорила же? Вот только теперь истерику закатывать поздно, выбраться бы из этого дерьма.
— Что? Ты нарушаешь Устав, Аквил! — шипит Лео. — Ты не имеешь права посвящать в это обычных смертных!
— Не тебе решать, щенок! — обрывает Алан. — Ты не в тех условиях сейчас, чтобы тыкать меня носом в священные писания.
— Нела, вы оба совсем рассудком тронулись?
— Это ты тронулся рассудком, малыш. Ты хоть сам себя понимаешь?
— Как никогда.
— Ты предал меня.
— Нет!
— Да! — взвизгивает Нела. — Ты променял все, что у тебя было. Променял мою благосклонность и уважение на девку, которую едва знаешь. — Она смахивает пальцем непрошенную слезинку, стараясь не размазать тушь. — Ты… ты знаешь, сколько лет я тебя ждала? А она даже не человек!
Ее визгливый крик режет уши. В нем звенят разбитые надежды и мечты. Я будто стою в осколках ее надуманного счастья, заочно обвиненная в том, что украла чужое.
В ней боль и безумие. Я чувствую, что она любит Лео, но эта любовь зависима, условна и требовательна. Она способна удушить, разрушить все прекрасное вокруг. Она не умеет отпустить, принять и понять.
Нела по-прежнему пытается держаться, гордо вскинув подбородок вверх, не показывая, как душат слезы, подкатывающие к самому горлу. Я вижу, как начинают дрожать ее пальцы, наощупь бегающие по гладкой лакированной коже дамского клатча. Они отщелкивают замочек и ныряют внутрь. Прямо напротив меня поднимается револьвер.
— Нела, стой! — Охотник молниеносно кидается к нам и вырастает передо мной, загораживая своим телом.
Прошло всего минут десять, как появились эти двое, а мне кажется, что один из моих бесконечных веков. Я чувствую, как внутри поднимается знакомая животная энергия. Моя вампирская сущность готова в любой момент вырваться наружу, и мне стоит колоссальных усилий ее подавлять. Я не помогу себе этим, и уж тем более не помогу Лео. Увы, ни преимущество, ни удача сейчас не на нашей стороне.
— Отойди, Нолан! — приказывает рыжая.
— Нела, успокойся, пожалуйста! Лайя не причиняет людям вреда. Она не опасна. Опусти револьвер!
— Она — вампир! — непримиримое возражение пронзает гостиную. — Я делаю то, что положено по Уставу. Такие, как она, не должны жить! Это противоприродно, как ты этого не понимаешь? — Она крепче сжимает ствол и кладет палец на спусковой крючок.
— Мэтт тоже был вампиром, правда? — В голосе Лео я чувствую раздирающую душу горечь. — Тогда ты так же свято чтила Устав? Его нашли с кислотной пулей в сердце, помнишь?
Слова бьют хлестко, будто пощечины. Я осторожно выглядываю из-за закаменевшей спины Лео, чтобы увидеть глаза мисс Стоун. Такие знакомые и когда-то спасшие, но эти — пустые, как жалкая подделка оригинала.
Руки Нелы трясутся. По щекам бегут ручьи слез, которые она не может стереть. Она пытается держать меня на прицеле, но из-за Лео не решается выстрелить. Он — мой надежный щит, но меньше всего на свете я желаю, чтобы он пострадал. Я не могу потерять его снова!
— Как ты смеешь?! — цидит сквозь зубы Нела. Оскорбленное достоинство выдает себя дрогнувшей гласной в последнем слове.
— Смею что? — Лео, как змей, впрыскивает в нее яд с каждой фразой. — Заговорить об этом? Попросить у тебя правды, которую ты скрыла от меня? Ты обвинила меня в предательстве, Нел. А себе ты сможешь таковое простить?
Жалкая… Запутавшаяся… Униженная… В ней вина. Одному Богу известно, какая именно, а я почему-то не хочу, чтобы Лео услышал ответ. Молчание — пособник благостного неведения. И пусть будет так.
— Детка, не слушай его! Не позволяй дурить себе голову!
Я мельком кидаю взгляд на Аквила, по-прежнему трущегося у арки. Он расстегивает пуговицу своего пиджака, красноречиво обнажая закрепленную на ремне кобуру. Вряд ли сейчас удачный момент, чтобы петь оды своей сообразительности, но все же мне кажется, что я читаю сценарий с предсказуемым концом. Моим собственным концом. Однако, Алан не торопится расчехлять револьвер, предоставляя Неле возможность избавиться от меня, сыграв на ее чувствах отвергнутой и оскорбленной. Но не стоит обольщаться, его терпеливое ожидание означает лишь одно: если рыжая даст слабину, он с радостью прикончит нас всех.
— Отойди! Ты ничего не изменишь! — Нела до хруста сжимает пальцы на рукояти.
— Не отойду! Стреляй в меня, если хочешь убить ее.
Какая жестокая, но точная фраза. От ее меткости в жилах стынет кровь и цепенеет тело от ужаса. Чтобы убить меня, достаточно лишить меня Лео. Тогда я, действительно, буду мертва — мертва душой. Тогда жизнь будет самым страшным наказанием. Тогда мои века наполнятся болью, пока я вновь его не отыщу среди тысяч чужих лиц и бесполезно отсчитывающихся дней.
Мое тело содрогается и начинает тяжелеть, сокрытое спиной Лео, как надежной завесой, от глаз посторонних. Сознание наполняется туманом, пожирающим свойственные человеку сожаление и страх. Я ощущаю острые пики собственных клыков, чувствую растекающуюся внутри силу. Мой внутренний зверь слеп, свиреп и беспощаден. Но теперь у него будто есть хозяин, которому он поклялся служить.
Я отпихиваю Лео в сторону, стараясь убрать его из-под прицела, а он упрямо сопротивляется.
— Я не разрешала тебе собой рисковать!
— Извини, но здесь я разрешения спрашивать не буду, — шипит на меня он. — Черт! Ты обратилась!
Всего на секунду он теряется и оборачивается ко мне лицом, хватая за плечо.
Выстрел.
По телу прокатывается волна разрушительной энергии, но я совсем не чувствую боли. Лишь смотрю в сияющие зеленые глаза: только они способны спасти. Они какие-то безумные, но тянут меня назад. Они распаляют яркий светлый огонь внутри. Нас оглушило тишиной, безвременьем. Все застыло в хрупком моменте, который вот-вот расколется на тысячи осколков битого стекла.
Лео вцепляется в меня крепко и отчаянно, удерживает от падения в бездну. Он мой единственный луч света, мой спаситель и мой проводник. Пальцы до боли впиваются в спину — он так боится меня отпустить. Где-то далеко, будто на другой планете, на пол падает револьвер и слышится женский визг. Но мне все равно. Есть только я и Лео, и что-то теплое между нами.
Выдергивая саму себя из цепких лап бреда, я опускаю глаза и вижу его залитый кровью бок. Алая жидкость пульсирующими потоками вырывается наружу. Я понимаю, что это не он удерживал меня от падения, а я — его.
— Нет… Нет… Нет! Господи!
Я чувствую, как меня пронзают сотни — нет, тысячи! — кислотных пуль, выжигая чувства, сознание, мысли. Я проживаю боль, вернувшуюся ко мне с лихвой. Меня трясет, дрожащими руками я прижимаю его рану, но этот никак не помогает остановить кровь. Мы медленно сползаем на пол, мой мир уже слишком мутный из-за застилающих глаза слез.
— Лео! Лео! Пожалуйста! Не оставляй меня, я тебя прошу! — не могу остановить рыданий. Мне хочется выть! Хочется уничтожить саму себя за то, что в моих силах было его спасти, но я не спасла. — Прости! Прости, что не решилась, что не смогла! Прости меня!
— Ты спасала мою душу, — ему тяжело даются слова, на теле проступают капли холодного пота и его начинает лихорадить!
— Лео!
Я устраиваю его голову у себя на коленях. Окровавленными руками срываю с себя футболку и делаю из нее повязку, которая полностью промокает еще раньше, чем я успеваю ее закрепить.