Водолазы начали стучать по субмарине в районе люка и простукивали в течение получаса, надеясь получить отклик изнутри. Их стук передавался по кабелю, соединяющему их с водолазным колоколом, находящимся на «Морском орле» наверху. Когда ответа не последовало, они попытались открыть наружный люк. При этом произошла задержка, поскольку российские специалисты сообщили им, что рабочее колесо в верхней части люка нужно крутить в одну сторону, а на самом деле его нужно было поворачивать в другую. Российская сторона также дезинформировала норвежцев, каким образом нужно открывать вентиляционное отверстие.
Работа норвежских водолазов продолжалась все утро, до тех пор, пока методом проб и ошибок им не удалось открыть наружный люк. Они увидели, что шлюзовая камера, разделяющая наружный и внутренний люки, затоплена водой. Следующим шагом было вызвать LR-5, подсоединить его к субмарине и выкачать воду из пространства между люками, чтобы спасатели смогли войти в саму подводную лодку. Но перед тем как приступить к этому, надо было установить, на самом ли деле «Курск» затоплен водой. Если в задних отсеках был воздух, еще имелся шанс на спасение кого-то из моряков.
Водолазы не смогли проникнуть в шлюзовую камеру в своих громоздких костюмах, поэтому специалист на борту «Морского орла» приготовил специальный инструмент. С его помощью нижний люк удалось открыть наполовину. После этого водолазы использовали автоматическое устройство, которое помогло открыть нижний люк. Из отсека вышел остаток газа, и спасатели увидели, что отсек полностью затоплен. Они поняли, что не было смысла вызывать LR-5, поскольку никого из команды «Курска» не было в живых.
20 августа Валентина четыре раза ходила в церковь. В гостинице морские офицеры встречались с родственниками членов команды, в каждый номер заходили врачи и спрашивали, нужна ли кому-нибудь помощь. Все знали о том, что скоро станет известно о норвежской спасательной операции, и с тревогой ждали новостей.
В 18.00 передавали вечерний выпуск новостей. Все члены семей собрались у телевизоров в холле гостиницы. Диктор объявил, что у него есть важное сообщение о судьбе «Курска». Норвежские водолазы открыли люки на корме и обнаружили, что подводная лодка затоплена. Это означало, что больше не оставалось никакой надежды на то, что кто-нибудь из членов экипажа остался в живых и работа спасателей теперь будет прекращена. После этого сообщения на экране появился адмирал Попов и сказал, что в силу указанных обстоятельств большинство моряков жили не более трех минут. «Мы, пытаясь спасти людей, делали все, что в наших силах… Простите меня, что я не смог защитить ваших мужчин». Члены семей залились слезами. Тамара Анненкова, мать Юрия, одного из членов команды из Курской области, потеряла сознание. Другие родственники в скорби разошлись по своим комнатам. Идя по коридору, Будикина слышала только плач. Ей казалось, что стены гостиницы почернели.
В последующие дни представители Северного флота приходили побеседовать с членами семей, как будто для того, чтобы ответить на их вопросы, но эти встречи лишь усиливали подозрение. Родственники спрашивали, как можно было проводить военные учения с участием атомных подводных лодок без надлежащего спасательного снаряжения. Они также задавали вопросы, почему власти не сразу приняли иностранную помощь. Но ни на один из них не было получено компетентного ответа.
В течение недели, пока на «Курске» не были открыты люки, российское военно-морское командование неоднократно заявляло, что с подводной лодки слышны сигналы и некоторые моряки выживут до пятницы 18 августа или даже дольше. Некоторые должностные лица предсказывали, что кислорода на подводной лодке может хватить до 25 августа. Однако после окончания миссии спасателей официальные власти делали заявления, что все моряки погибли мгновенно, и что не было никакой реальной возможности их спасти. Илья Клебанов, первый заместитель премьер-министра, утверждал что стук исходил не от моряков, а от разбитого снаряжения внутри подводной лодки.
Некоторые из родственников начали уезжать из Видяево, но Валентина не могла заставить себя сделать это. Ей было необходимо постоянно видеть молодых моряков в военно-морской форме, которую носил ее сын. Так она ощущала себя ближе к нему.