Челси Куинн Ярбро
«Тьма над Лиосаном»
Робину Аубнеру, адвокату, стойкому защитнику Сен-Жермена.
ОТ АВТОРА
Небезосновательно эти времена именуются темными, ибо историки до сих пор не пришли к их единой оценке и даже не могут толком определить, когда они начались. Большинство из них приурочивает начало раннего средневековья к падению Рима, хотя и поныне не очень понятно, когда же Рим, собственно, пал. В различных интерпретациях конечным моментом его заката можно считать:
а) разделение Римской империи между сыновьями Константина I в 340 году;
б) захват и разграбление Рима королем вестготов Аларихом[1] в 410 году;
в) казнь последнего Римского императора будущим королем Италии германским варваром Одоакром[2] в 476 году;
г) коронацию Хлодвига,[3] победившего римского наместника в Галлии и ставшего первым королем Франции в 486 году;
д) провозглашение Тотилы[4] королем остготов и отделение Византии от Италии в 540 году;
е) и так далее.
Удобства ради я отношу начало темного средневековья к 500 году, а конец — к промежутку между 1130 и 1220 годами, ибо перемены охватывали Европу достаточно медленно и сто лет тут не срок. В истории зодчества темные века часто называют романскими, предшествующими триумфальному воцарению готики, подчас забывая, что архитектурные стили, подобно всем прочим явлениям человеческой культуры, сами по себе — ниоткуда — не возникают, а являются отражением множества трансформаций в общественной жизни.
Бытует мнение, что Европа чуть ли не мгновенно шагнула в средневековье с его королем Артуром, викингами и Карлом Великим. При этом почему-то совершенно упускается из виду, что это «мгновение» длилось около семи сотен лет, в которых кроме короля Артура, викингов и Карла Великого также существовали и византийский император Юстиниан со своею супругою Теодорой, и святой Бенедикт, установивший правила монашеской жизни, соблюдающиеся и в наши дни, и лангобарды[5] в северной Италии, и вестготы в Испании, и отражение нашествия языческих полчищ в Европу, и расцвет и упадок персидского владычества на Ближнем Востоке, и Магомет — с последующим зарождением и укоренением ислама в Азии, Африке и в Испании и с попытками насадить его как во Франции, так и на островах Средиземноморья, и монах-историк Достопочтенный Беда,[6] и святой Бонифаций с его выступлениями против германского язычества, и установление амвросианских и грегорианских песнопений в христианских храмах Европы, и колонизация Англии викингами, англами, ютами и саксами, и Альфред Великий,[7] и основание Новгорода, и завоевание Киева викингом Рюриком, вследствие чего возникло Русское государство, и появление мадьяр в Венгрии, и пьеса Хросвиты[8] из Гандерсгейма, и основание Священной Римской империи, и первая официальная канонизация христианских святых, и создание англо-саксонской эпической поэмы «Беовульф», и Этельред Неготовый,[9] и Кнуд I,[10] и Роберт II Французский,[11] и основание «Божьего Мира»,[12] и Руй Гомес, и Диас де Вивар, прозванный Эль Сидом,[13] и покорение норманнами Сицилии и южной Италии с последующей бойней, известной как «Сицилийская Вечеря» во времена шотландского Макбета, и норманнское завоевание Англии, и первый крестовый поход, и основание Флорентийской республики, и Пьер Абеляр со своей ученицей (женой) Элоизой, и трубадуры, и миннезингеры, и мейстерзингеры, и война Стефана и Матильды.[14]
Как ни трудно установить начало и конец Средневековья, временной промежуток между 937 и 940 годами несомненно можно считать его ядром. Языки, на которых тогда говорили, весьма отличаются от нынешних европейских наречий — в той же мере, как, например, современный английский не походит на древний. Вследствие этого языкового «дрейфа» по-иному звучали в те дни и знакомые нам имена: Гизельберт, а не Гильберт, Уолдрих, а не Уолтер, Калфри, а не Колин, Эварт, а не Эверетт, Руперт, а не Роберт. Что же до имен типа Карагерн или Ранегунда, то они и вовсе утратили популярность, практически выпав из нашего обихода. Географические названия также переменились. Например, в 940 году Лорейн (Лотарингия) — это Лотария или Лоррария, а государства имеют совсем не те очертания, к каким мы привыкли (хотя в двадцатом столетии границы также переносились не раз и подобные трансформации происходят даже теперь, в 1992 году, когда пишутся эти строки). Современные таможенные службы отнюдь не схожи с теми же структурами раннего средневековья, базировавшимися на концепциях имперского Рима. В тот исторический период умами владела чрезвычайно субъективная космология, основанная на символах и закодированных знамениях. Хотя людей десятого столетия и нельзя назвать фаталистами, все же они считали себя объектами сложной игры внешних сил и верили, что их собственное существование зависит от правильного прочтения посылаемых им шифровок.
Во времена, описываемые в романе, Саксония, занимая северную оконечность Голландского полуострова и большую часть территории, примыкавшей к Тюрингии, являлась самой северной частью Германии. На западе она граничила с Лотарингией и Бургундией, а на востоке ее граница шла по линии Варнаби — Нордмарк — Лусатия: грубо говоря, там же, где пролегла много позже межа, еще недавно делившая Германию на два противостоящих лагеря с разным социальным устройством. Северо-восточной же своей областью Саксония примыкала к весьма неспокойному Балтийскому побережью, где основанные германцами поселения находились в практической изоляции друг от друга, а потому были вынуждены постоянно оборонять свою независимость — и тем рьянее, чем ближе они придвигались к датской границе. Датчане зачастую и без зазрения совести совершали грабительские набеги на своих южных соседей, а в лесах, покрывавших весь этот район, господствовали разбойничьи шайки.
В 937 году новый король Германии Оттон I, впоследствии прозванный Великим, предпринял длительную кампанию для расширения и укрепления различных германских герцогств и городов в границах единого королевства. Он посвятил этой задаче всю свою жизнь и справился с ней столь успешно, что вторгся в Италию и сделался первым императором Священной Римской империи. Историки иногда именуют период его правления Оттонианским Возрождением, что, на мой взгляд, не очень уместно, ибо Оттон лишь продолжил дело, начатое не им, и действовал как завоеватель, не обременяя себя заботами о развитии каких-либо наук или искусств. Его отец, Генрих (или Хайнрих, или Хагенрих) аннексировал в 934 году герцогство Шлезвиг (или, выражаясь точнее, вышвырнул оттуда датчан). С тех пор германские поселения, которые в лучшем случае могли быть названы пограничными, превратились в стратегически важные форпосты государства с привлечением больших воинских сил, постоянным вниманием центра, увеличением притока припасов и усилением влияния христианского духовенства. Это те плюсы, при каких неизбежны и минусы: повышенная опасность, увеличение налогообложения, умножение обязательств перед остальными германцами и неослабный церковный и светский контроль.
Несмотря на то, что крепость Лиосан и монастырь Святого Креста — плод авторского воображения, во многом они отвечают описаниям подобных германских сооружений 890—1050 годов. Еще больший объем исторических компонентов содержится в повествованиях о вспышке заражения злаковых спорыньей в 936–940 годах на территориях Лотарингии и Померании (север Польши),[15] а также о массовом истреблении мадьярами жителей Бремена в 938 году. Прибалтийский город Хедаби (или Хайтеби, или Хейдабай), располагавшийся несколько южнее Шлезвига (Слесвика в 950 году), близ германско-датской границы, был одним из важнейших торговых портов в этой части Европы. Ни Киль, ни Любек тогда еще не функционировали в таком качестве, их населяли одни рыбаки. Установление семейного родства для мужчин по женской линии производилось довольно нерегулярно, хотя и считалось в те времена узаконенным. Существовали монашеские ордена, члены которых следовали правилам Кассиана,[16] включившего в практику богослужений круглосуточные молитвенные песнопения, но между тем язычество, свойственное народам, населявшим северную Европу, не сдавало позиций, и христианской церкви понадобилось еще около сотни лет для его окончательного искоренения. Жалкие неухоженные дороги затрудняли передвижение, и путешественникам весьма досаждали разбойники, а также контролировавшие свои владения князьки. Тогда даже конникам при хорошей погоде удавалось перемещаться лишь на 15–20 миль в день, а в распутицу и отрезок в 5 миль представлялся едва достижимым пределом. В путь в то время отваживались пускаться только отчаянные храбрецы, готовые рискнуть головой ради баснословной наживы. Наибольшие барыши приносила торговля пряностями вкупе с красителями и глазурью. Имбирь и перец в Европе шли нарасхват. Предприимчивые торговцы забирались во все ее уголки, но их нередко захватывали разбойники в надежде на выкуп. Несмотря на суровость действовавших в тот период законов, нас безусловно поразили бы как их очевидное несовершенство, так и свобода обращения с ними. Едиными сводами этих законов обладали лишь некоторые государства, но и там каждый пункт их на местах толковался весьма широко. В Германии десятого века большинство регионов подпадало под власть гереф, наделенных полномочиями управлять доминирующими во вверенных им областях укреплениями, а также окрестными землями, поддерживая порядок. Эту должность, на которую поначалу назначали, в конце концов стали наследовать, и герефа (по-английски — шериф) превратился в германского графа. За деятельностью гереф наблюдали маргерефы (или мейргерефы), которых утверждал сам король, обычно поощряя таким образом кого-либо из своих родичей — крупных землевладельцев. Постепенно за этими вельможами закрепился титул маркграф.