Вскоре у мельницы не осталось никого, кроме Калифранта. Здоровенный с виду детина весь трясся, прислонившись к стене.
Сент-Герман подошел к нему.
— Лучше тут не стоять, — сказал он мягко. — Место слишком открытое, не защищенное от шальных стрел. Ты ведь лесоруб? Вот и ступай под навес — к точилу. Будешь точить старые, ржавые топоры. Думаю, что сейчас и они пригодятся.
Калифрант шумно вздохнул и с нескрываемой благодарностью посмотрел на ободрившего его чужака.
— Я наточу их! — сказал он и поплелся к навесу, странно медлительный на фоне мечущихся по деревне фигур.
Ранегунда уже вскочила на лошадь и унеслась вниз — к стене. Она криками поторапливала подбегавших крестьян, указывая, кому где стоять и куда приставлять лестницы, принесенные из строительного амбара. Ей молча, с готовностью повиновались, хотя она была в непрерывном движении и не проверяла, выполняются ее приказания или нет.
Глядя на всю эту суету с высоты бастиона, капитан Амальрик раздумчиво покачал головой, потом повернулся к Геренту:
— Две дюжины всадников должны сидеть в седлах. Ступай.
— Но это более половины нашего гарнизона, — возразил Герент.
— Ступай, — повторил капитан Амальрик. — Первая дюжина покинет крепость по мере готовности, вторая — через четверть часа.
Герент медлил.
— Но мы пока видим только движение на окраине леса.
— Вот потому и спешим. Протруби в горн — это всех подстегает. Вели рабам седлать лошадей, пока парни получают оружие.
Герент кивнул, быстро спустился по крутой каменной лесенке и исчез во дворе. Почти тут же к ясному безмятежному небу взмыл сигнал общего сбора.
Капитан Амальрик поманил к себе Калфри.
— Ты останешься за меня. Кто стережет огонь — Северик или Кинр?
— Кинр, — отозвался Калфри.
— Мне он понадобится. Я пошлю на башню Дуарта и поеду с первым отрядом. Северик пусть возглавит второй.
Калфри выглядел озадаченным.
— Но… к чему это все? Ведь, кроме простой заварушки, нам вроде бы ничего не грозит.
— Вот именно — вроде бы. Но наверняка мы не знаем. Мы вообще ничего не знаем. Ни с кем схватимся, ни сколько их там, — сурово проговорил капитан Амальрик и побежал вниз по ступеням.
— Детишек ведут, — сообщил ему брат Эрхбог, выскакивая из южной башни.
— Хорошо. Пусть о них позаботятся женщины. Эй, вы, — закричал он рабам, — открывайте ворота! И не смейте их закрывать, пока мы не вернемся или пока враги не захватят деревню.
Брат Эрхбог внимал ему, мелко крестясь.
— Это немыслимо, — заявил он сварливо. — Ворота крепости всегда должны оставаться запертыми.
Капитан Амальрик остановился и обернулся к монаху.
— А как мы отступим, если ворота будут заперты? И кто ответит, если нас всех перебьют? — Он подошел к монаху вплотную и заглянул ему прямо в глаза: — Закрыв ворота, вы можете превратить нас в покойников.
— Но…
— Если вы скажете, что Христу Непорочному угодны подобные жертвы, я забуду о рясе, какую вы носите, и прикажу посадить вас на лошадь. Там, внизу, нам всем очень могут пригодиться ваши молитвы, — без капли почтения в голосе произнес капитан. — Помните, герефа — там, а не в крепости. — Он повернулся к рабам: — Тот, кто хотя бы попробует прикоснуться к лебедке, крепко о том пожалеет.
Брат Эрхбог, часто моргая, сглотнул слюну и открыл было рот, но дерзкого офицера уже не было рядом. Тот шел через плац к конюшням, покрикивая:
— Живей, ребята, живей! Не волнуйтесь, нагрудников хватит на всех. Кузня работала день и ночь, их хорошо подлатали. — Он поймал за ухо пробегавшего мимо молоденького раба и приказал: — Ну-ка, по-быстрому принеси мне мой шлем и набедренники. Не хочу раньше времени доламывать свои кости.
Четыре лошади были уже взнузданы и оседланы, когда в крепостные пределы впустили последнего деревенского малыша. Тот хныкал, шмыгали носами и другие, но в большинстве своем дети вели себя очень спокойно и без протеста доверялись рукам разбиравших их женщин.
Герент, вооружился первым и, застегивая пряжки на шпорах, ворчал:
— Фу, какая жара! Прямо пекло. Они могли бы выбрать денек и попрохладнее.
Он выпрямился и указательным пальцем проверил, правильно ли сидит его шлем, потом повернулся к капитану Амальрику:
— Я говорил с Севериком. Как только мы выедем, он прикажет седлать лошадей.
— Они могли бы вообще здесь не появляться, — проворчал капитан Амальрик и прислушался: — Похоже, там начинают крушить частокол. — Он указал на пляшущего с ним рядом гнедого: — Хочешь, возьми его. Мне и чалая хороша.
— Этот тоже хорош, — сказал Герент.
— Где Беренгар с Пентакостой?
— Думаю, в общем зале — где же им еще быть? Он играет на цитре, а она внимает. Ей нравится сладкозвучное пение.
Капитан Амальрик удрученно вздохнул:
— Жаль, что он сын Пранца. Нам бы не помешал лишний меч. — Он посмотрел на Эварта с Ульфридом. Ульфрид уже был готов, Эварт пристегивал к поясу ножны. — Вы, оба. Один — туда, другой — сюда. Разыщите-ка Дуарта. Скажите ему, чтобы шел ночью дежурить к огню, и немедленно возвращайтесь. Нам надо выехать как можно скорее.
— Обстановочка ухудшается, — сообщил Герент, отнимая от уха сложенную скобкой ладонь. — Сколько их там?
— Много больше, чем надо. Вот почему я спешу. — Капитан поднял свою пику и вогнал ее в седельные ножны с такой силой, что его чалая подалась вбок и заржала. Подошел Кинр. Потом — с разных сторон — Уолдрих и Хлодвик.
— Рейнхарт почти готов, — сказал Хлодвик, глядя на лошадей и натягивая усыпанные круглыми металлическими пластинками перчатки.
— Мне такие не нравятся, — проворчал капитан Амальрик, хватаясь за седельную луку. — Не люблю, когда на руки что-то давит.
Он птицей взлетел на свою чалую и, устраиваясь, повозился в седле.
— Зато пальцы будут целее, — невозмутимо заметил Хлодвик. Он опять оглядел лошадей: — Какую мне взять?
— Пятнистую, — сказал капитан Амальрик. — А ты, Уолдрих, возьми белую, ту, что с рыжинкой. Кинр пусть берет гнедую. Она не такая норовистая, как его мул. — Он, толкнув чалую, поехал к воротам, крикнув Калфри: — Ну, что там у них?
— Мелкие стычки, — ответил тот. — Герефа сейчас на западной стороне. Там какие-то неприятности.
— Прорыв? — спросил капитан Амальрик, краем глаза заметив, что на плацу появились еще трое всадников. Герент велел им поторопиться, а потом сказал что-то Осберну, который все еще оставался с непокрытой головой.
— Нет пока, — крикнул Калфри. — Там, похоже, есть еще одно слабое место. — Он затенил ладонью глаза. — С десяток крестьян суетятся, но как-то бестолково. Кое-кто из них стоят на лестницах. Почему — не знаю.
Капитан Амальрик обернулся к отряду.
— Эй, там! — рыкнул он. — Построиться в линию! Живо!
Конники взялись за поводья. Капитан выждал мгновение-два, затем послал свою лошадь в ворота.
— Внизу, — крикнул он через плечо, — разделимся. Первая половина поскачет к герефе. Вторая будет действовать по обстановке. Северик нас поддержит.
С бастиона им вслед кричал что-то воинственное Калфри.
Лошадь под Ранегундой обильно потела и норовила отскочить от горящей стены. Сама Ранегунда, размахивая обнаженным мечом, подбадривала струхнувших крестьян.
— Они не пройдут сквозь огонь невредимыми и в первый момент будут растеряны. Тут-то и надо их бить.
Сент-Герман, находившийся рядом, тоже едва сдерживал свою лошадь, зажав в руке отданный ему Калифрантом топор. Он бросил взгляд в сторону крепости.
— Появляются ваши люди, герефа.
Языки пламени слезили Ранегунде глаза, но она различила всадников, скачущих к ним, и ощутила огромное облегчение.
— Хорошо. Мы нуждаемся в них.
С другой стороны дороги внезапно послышались вопли, и часть частокола, очевидно подрытая снаружи, упала, придавив пятерых крестьян. Через бревна молча и совершенно бесшумно полезли люди в шкурах и рубищах. Бандиты страшно скалились, размахивали дубинками и били камнями тех, кто попадался под руку. Если же падал кто-то из них, остальные не обращали на это никакого внимания.
— Вороний бог! — воскликнула Ранегунда. — Сколько же их?
Темные глаза Сент-Германа чуть сузились.
— Кажется, около полусотни, — сказал он, уверенный, что бродяг много больше.