Удо ошеломленно перекрестился.
— Кто это? — выдохнул он, цепенея от ужаса.
— Полоумные, — отозвался Бархин. — Чудища. Калифрант прав.
— Тем более следует остановить их! — воскликнула Ранегунда и помчалась наперерез серой лавине.
Сент-Герман скакал рядом.
— Похоже, у них нет командира.
— Тогда остановим всех сразу, — мрачно отозвалась она и по-волчьи ощерилась, завидев, что капитан Амальрик и пятеро конников галопом летят ей навстречу.
Крестьяне, увидев скачущих воинов, стали сдвигаться в кольцо, готовясь к отражению атаки. В глазах их вспыхнула ярость: серые люди бежали по полю, вытаптывая молодые ростки.
— Назад! — резко выкрикнул Сент-Герман. — Береги лошадь!
Ранегунда кивнула, давая понять, что слышит, и вонзила меч в налетавшего на нее оборванца, затем закричала крестьянам:
— Держитесь!
Те попятились, но не побежали, лица их были суровы. Йенс, как копье, наставил на нападающих длинный заостренный багор, Клевик размахивал обрезком пилы, у остальных в руках были лопаты и вилы. Все молчали, но сторонние крики усилились. Частокол прогорел, и захватчики проломили в нем брешь. Эварт скорой рысью погнал туда вторую группу солдат.
Молчаливые серые люди неудержимо, как волны прилива, толчками продвигались вперед. Дружно вскидывая дубинки, они принялись скандировать:
— Бре-мен! Бре-мен! Бре-мен!
Это было так жутко, что крестьяне, не выдержав, отступили, оставив всадников без прикрытия, и на тех тут же обрушился град ударов. Две лошади пали почти разом — им раздробили дубинками черепа. Ульфрид спасся, успев соскочить с седла, но Осберн оказался не столь удачлив и, пока его добивали, отчаянно кричал.
Ранегунда, белея от ярости, устремилась ко всё еще молотившим бездыханное тело врагам, но чья-то твердая рука осадила ее лошадь.
— Бесполезно, герефа, — сказал Сент-Герман. — Тебе надо пройти через это.
Она гневно дернулась.
— Да, я пройду. Я рассчитаюсь за Осберна, уж будь уверен.
— Но не столь дорогой ценой. Ты нужна своим людям.
Он понимал, что с ней творится, он знал эту неукротимую жажду убийства, завладевавшую человеком в бою. Она пьянила, она толкала на безрассудства, она уже просыпалась и в нем. Его замутило от этого ощущения, и, сглотнув комок, подступивший к горлу, он твердо сказал:
— Держи себя в руках, Ранегунда. Не позволяй битве править собой.
Мгновение она сверлила его яростным взглядом, затем в серых глазах что-то дрогнуло.
— Мне следует быть опорой для многих. Благодарю. Я поняла.
Сент-Герман поскакал за герефой, прикрывая ей спину.
Возле дымящейся, обугленной бреши в стене земля уже пропиталась кровью. Более дюжины захватчиков нашли там свой конец, некоторые еще шевелились. Вперемежку с ними лежали и сраженные палицами пришельцев крестьяне, Сент-Герман разглядел среди них Ниссе. Серые тени все еще текли сквозь пролом, но ручеек иссякал; это были калеки, служившие, видимо, в армии оборванцев сборщиками трофеев. На бастионе пропел рог, возвещая, что новая партия всадников оставила крепость. Однако число атакующих ошеломило крестьян, и самые малодушные бросились к своим избам, надеясь укрыться там от свирепых и беспощадных врагов.
— Трусы! Предатели! — кричали им отбивавшиеся от наседающих бременских беженцев всадники.
Крестьяне отмалчивались, запираясь на все замки.
— Вперед! За мной! — Ранегунда, уже дважды обрызганная вражеской кровью, призывно вскинула меч.
— Нет! — гаркнул громовым голосом Сент-Герман. — Всем отступать! Перестроиться в линию! Иначе нас перебьют!
Она обернулась.
— Мои люди гибнут!
— И будут гибнуть, если ты не заставишь их действовать слаженно!
Сент-Герман вдруг резко подался назад, ударом затылка сбил с крупа своей лошади верткого жилистого малого в шкурах и еще на лету пришиб того обухом топора.
— Ранегунда! Не медли! — крикнул он.
Калеки, перебегая с места на место, с жутким хеканьем разделывали убитых и раненых. Мелькали мясницкие тесаки.
— Да, — кивнула Ранегунда и, напрягая голос, приказала: — Отступаем! Смыкаемся в ряд!
Калфри, стоя на бастионе, в ужасе наблюдал, как огромная серая масса продолжает наползать на деревню, оставляя на вытоптанной земле измочаленные дубинками трупы. Брат Эрхбог дышал ему в ухо и непрерывно крестился.
— Почему они отступают? Они должны укрепиться! Стоять! — то и дело восклицал монах.
— Они не могут сдержать такую лавину врагов, — пояснил Калфри, глядя, как отдельные особенно юркие оборванцы уже запрыгивают на крыши сараев и изб. — Во всяком случае, в поле.
— Но отступление — это позор! — гнул свою линию возмущенный брат Эрхбог. — Во имя Христа Непорочного, как им не стыдно?!
— Взгляните, что случилось с Осберном и Рупертом, — сказал Калфри. — Вот и Хлодвика сшибли.
Он открыл было рот, чтобы предложить назойливому монаху удалиться в молельню, но, заметив поднимающихся по лестнице Пентакосту и Беренгара, только махнул рукой.
Ритмично скандируя, окруженные облаком гари оборванцы упорно продвигались вперед. Ранегунда находилась в центре цепи выжидательно замерших конников. Правая рука всадницы ныла, глаза жгло от дыма. Рядом — плечом к плечу — негромко переговаривались Сент-Герман и Северик, слева невозмутимо подкручивал ус капитан Амальрик. Сердце Ранегунды зашлось от внезапного приступа умиления.
— Подпустим их ближе, — хрипло сказала она. — Без команды не нападайте.
В общем строю защитников поселения Лиосан нашли себе место и не потерявшие отваги крестьяне. Их перетрусившие товарищи, пряча глаза, вместе с женщинами сносили в крепость пищу и скарб.
Возле горящего частокола суетились калеки, собирая отрубленные головы и сваливая их в общую кучу. Страшная пирамида неуклонно росла — и, похоже, не только за счет голов побежденных.
— Все складывается неважно, не так ли? — осведомился, растягивая слова, Беренгар.
— Да, — уронил, поморщившись, Калфри.
— Что сейчас будет? — Пентакоста нетерпеливо подергала его за рукав. — Ты же солдат. Ты понимаешь, что там происходит.
Ответ был вновь односложным.
— Бой.
Пентакоста порозовела и облизнула губы.
— Держите строй, — сказала конникам Ранегунда. — Не лезьте в гущу. Разите, когда подойдут.
— Бре-мен! Бре-мен! — скандировали наступающие. Серые, изможденные лица их были перекошены злобой.
— Не пора ли? — спросил кто-то.
— Нет еще, — откликнулась Ранегунда, охваченная странным спокойствием. — Пусть подойдут вплотную. Тогда им нас не смять.
Однако четверо молодых воинов не сумели сдержать себя и, громко гикая, понеслись на врагов. Они сумели вломиться в толпу, но смельчаков в одно мгновение окружили и стащили с лошадей.
Потрясенная Ранегунда на миг онемела. В воздух взметнулись десятки дубинок, и серая масса сомкнулась над опрометчивыми юнцами. Ранегунда площадно выбранилась и не своим голосом закричала:
— Вперед! Берите их в клещи! Вперед!
Серая масса в зловещем молчании уплотнилась и стала похожей на огромного ощетинившегося ежа. Всадники брали ее в полукольцо, но уже было видно, что их слишком мало, чтобы сдержать армию оборванцев, даже если бы те не были вооружены.
В гробовой тишине прозвучало нечто вроде гортанной команды — и страшные палицы обрушились на лошадей.
Миг — и еще четверо всадников были сшиблены с седел, пятый сам соскочил с зашатавшейся лошади и пустил в дело меч. Какое-то время он яростно отбивался, но дубинки взлетали и опускались, бешеные удары сыпались на него, как град. Он был вынужден встать на колено, потом повалился и через миг был растоптан.
— Отходим! Все разом! — закричал Северик.
Пентакоста с жадностью пожирала битву глазами, перевесившись через каменные зубцы. Беренгар страдал, не смея ее придержать и беспрестанно опасаясь, что она свалится со стены.
Калфри едва дышал, видя, как один за другим падают его товарищи. Ужас воина был так велик, что он исступленно крестился и в то же время, сам того не замечая, страстно молился старым богам.
Захватчики подкатились к деревне и растеклись по ней, круша двери изб и сараев в поисках любой живности и еды.
— А наши-то удирают… — заметила разочарованно Пентакоста и потребовала у Калфри ответа: — Почему?