Купец побагровел.
— Да как ты смеешь! Щенок…
Дослушивать я не стал. Горло Кузнецова обвила цепь. Сигара выпала из разжавшихся пальцев и, рассыпая искры, покатилась по ковру.
— Сказал же: отвечать по делу, — напомнил я. — Итак?
Кузнецов, выкатив глаза, молчал.
Ну… В общем-то, косвенные доказательства я уже получил. Не распознать во мне аристократа Кузнецов не мог. А вероятнее всего, и в лицо меня знает. Да плюс жетон Тайной канцелярии — нормальный купец уже дрожал бы, как осиновый лист. Чёрт их знает, этих магов, да ещё канцелярских, что им в голову взбредёт! С аристократами связываться, известное дело — себе дороже.
Повышенной отвагой купеческое сословие никогда не отличалось. Это народец хитрый, на рожон лишний раз не лезущий. А Кузнецов пытается права качать.
— Ну? — я усилил давление цепи. Заставил её нагреться.
В глазах у Кузнецова мелькнул страх. Но — только мелькнул.
— Я буду говорить в присутствии своего адвоката! — объявил он. — Имею право!
— Что ты имеешь, я тебе сейчас покажу.
Цепь накалилась. Кузнецов заорал.
— Ну? Кто заставил тебя провести лотерею?
— Я буду говорить в присутствии своего адвоката! — глаза Кузнецова странно помутнели. Он, кажется, перестал меня видеть. — Адвоката! Адвоката! Адво… — глаза закатились.
Кузнецов обмяк у меня в руках.
— Да чтоб тебя… — вздохнул я.
Почерк злоумышленника узнал, конечно — ещё бы не узнать. Этим своим закатыванием глаз Кузнецов, считай, чистосердечное признание подписал. Только вот легче мне от узнавания не стало, скорее наоборот.
Магические наручники я с недавних пор носил с собой. Опустив бесчувственного Кузнецова на пол, один браслет застегнул на его руке, другой — на трубе отопления. Магической силы в купце первой гильдии не чувствовал, ну да береженого бог бережет. И сами по себе наручники — штука убедительная. Максимально доступно разъясняет арестованному его права и обязанности.
Я затоптал подошвой начавший было дымиться ковёр — его подпалила сигара. И подошёл к столу Кузнецова. Снял трубку с телефонного аппарата.
— Витман. Слушаю!
— Барятинский. Присылайте на Садовую наряд, нужно забрать арестованного.
— То есть, вы не ошиблись? Лотерею организовал не Кузнецов, а кто-то, использовавший его, как марионетку?
— Увы. Так и есть.
— Кузнецов что-то говорит?
— По существу — ничего. Требовал адвоката, затем отключился.
Витман вздохнул.
— Вы его хотя бы не покалечили?
— Изувечил так, что идти не сможет. Вышлите еще карету скорой помощи. А лучше две. То, что осталось от Кузнецова, повезетё по частям.
— Вам бы всё шуточки, капитан! Ваши дальнейшие действия?
— Срочно выдвигаюсь к Гостиному двору. Часть толпы мне удалось остановить, попробую закрепить успех.
— Наши люди тоже скоро будут на месте.
— Понял. До связи. — Я положил трубку.
Кузнецов признаков жизни по-прежнему не подавал… Ладно. Люди Витмана своё дело знают.
Я толкнул массивную дверь кабинета. От неё отскочила подслушивающая горничная и попыталась сделать вид, что просто проходит мимо.
— От любопытства кошка сдохла, — сказал я девушке.
Та побледнела.
— Я вовсе не…
— Ну, конечно. Мой тебе совет, красавица: никогда не пытайся обдурить мага. Здоровее будешь.
— Государю императору — ура! — заорал Джонатан. Он появился со стороны коридора.
— Как швейцар? — спросил я. — Кто победил?
На этот глупый вопрос Джонатан даже отвечать не стал. Отвернулся с надменным видом.
— Ускоряемся, — приказал я. — Дело плохо. Надо спешить.
Сказал я это не для красного словца. Физически чувствовал приближение Тьмы. И по мере того, как подходил к Гостиному двору, это чувство усиливалось.
Вернулся я тем же путем, что оказался в доме Кузнецова — по крышам. Местом проведения лотереи была так называемая Гостиная площадь, неправильной формы четырехугольник, образованный корпусами Гостиного двора.
На площади располагались павильоны-времянки, но большая часть пространства оставалась открытой. Пространства, надо сказать, довольно обширного. И сейчас всё оно было заполнено народом.
Мне доводилось участвовать в международной Игре, проводимой в Париже, я видел трибуны перед зданием Сорбонны. Так вот — по сравнению с тем количеством людей, что собралось сейчас на Гостиной площади, парижские трибуны пустовали.
Люди набились сюда плотнее, чем в моём мире набивались в бесплатные автобусы и электропоезда, которые во время государственных праздников курсировали по наиболее востребованным маршрутам. Тот транспорт люди брали штурмом, в буквальном смысле этого слова. За распространение сведений о том, сколько народу калечится в толпе, Концерны жестоко карали. А следовательно, счёт шёл на тысячи.