Ей на минуту показалось, что сам Данте Лейтон уже позабыл те горькие дни, когда, разлученный с семьей, страдал от мучительного чувства одиночества. — Постарайся не путать его с собственным братом, Рея. Это не совсем одно и тоже. Видишь ли, несмотря на свой юный возраст Конни успел на своем веку повидать и узнать столько, сколько иному человеку не удается за всю жизнь. Такие испытания хорошо закаляют, Рея. А теперь у него есть будущее, которому здесь, в Лондоне, любой позавидует. Он ни в чем не будет нуждаться. Даже в твоем сочувствии, дорогая.
— Но может быть, ему хочется, чтобы его любили, Данте, хочется иметь семью, которая заботилась бы о нем. В конце концов, деньги — это ещё не все! — вежливо возразила Рея, но в голосе её ясно слышалось упрямство.
— Семью? А что такое семья, черт побери?! Это могут быть люди, искренне привязанные друг к другу чувством любви и заботы! А кто-то, может, назовет семьей кучку черствых эгоистов, которым на всех наплевать и у которых между собой нет ничего общего, кроме крови, текущей в их жилах! — его улыбка больше напоминала хищный оскал.
— По-моему, то, что ты говоришь, просто ужасно.
Заметив, что напугал её, капитан опомнился. Он с виноватым выражением лица притянул к себе девушку и нежно поцеловал в лоб. — Видишь ли, мою семью вряд ли можно было назвать любящей. Мой отец всегда существовал в своем собственном маленьком мирке, в котором для меня, к сожалению, не нашлось места. Бог знает, что тому виной, но он почему-то невзлюбил меня, хоть я и был единственным сыном. Извини меня за мою резкость, но так оно и было на самом деле, — из груди Данте вырвался прерывистый вздох. — Или, может быть, лучше будет сказать, что я ему просто был совершенно не интересен. А высокочтимый дедушка, старый маркиз — его куда больше волновало, как соблюдаются древние традиции нашего рода, чем какие-то глупые желания или нужды членов семьи. Никто из нас, если хочешь знать, не любил друг друга.
— А твоя мать? — мягко спросила Рея и её чудесные фиалковые глаза заволокло пеленой слез.
— Моя мать? — странно изменившимся голосом повторил Данте, как будто впервые услышал это слово. — Мама любила меня так сильно, что предпочла умереть, лишь бы не видеть меня взрослым. Дело в том, что я не подавал больших надежд вырасти достойным человеком или стать сыном, которым она могла бы гордиться. Было слишком поздно, когда я узнал, кто мой настоящий враг и то, что она никогда не была счастлива с … — у Данте судорогой перехватило горло, он откашлялся и с трудом продолжал, — Да и если честно, я тоже ничего не сделал, чтобы хоть как-то скрасить её жизнь. Думаю, в том, что случилось позже, я виноват больше всех. Если бы я мог стать ей другом! Если бы она не была такой гордой и обратилась ко мне за помощью, — забыв про Рею, Данте бормотал, как будто разговаривая сам с собой. Глаза его потемнели. Погрузившись в воспоминания, он даже не заметил, как она невольно качнулась к нему.
Он отдернул руку, почувствовав ласковое прикосновение леди Реи, и нетерпеливо запустил пальцы в густую гриву темных, вьющихся волос, которые крутыми, непокорными завитками спадали на широкий лоб. — Что она знала в жизни, кроме страданий?! Как она мучилась из-за меня, бедняжка! Иногда я гадал, что творилось в её душе в тот часто мимолетный, а порой бесконечный миг ночной тьмы, как раз перед восходом солнца. Если бы у неё хватило сил подождать, дать мне шанс измениться! Но она не смогла!
— Мы опять поссорились, впрочем, в последние дни это случалось довольно часто. Я был уверен, что она не права, вспылил и выскочил из библиотеки, даже не взглянув на нее! Она звала меня, но я не остановился. И больше нам не суждено было увидеть друг друга. Я уехал в Лондон и не прошло и двух дней, как я узнал, что произошло. Мне тогда сказали, что это был несчастный случай, шел дождь и тропинка стала скользкой. Она потеряла равновесие и упала. Все хорошо знали, как она любила бродить по скалам. Даже когда приближался шторм, она часто оставалась на берегу, взбиралась куда-нибудь на рифы и иногда часами смотрела в бушующее море. Теперь-то я понимаю, что для неё это была возможность хоть ненадолго уйти от невзгод, которые подстерегали её в жизни. Тогда-то ей, наверное, и пришло в голову, что у неё есть другой, более быстрый способ избавиться от них навсегда. Наверное, мама решила, что это и есть спасение. Я словно видел, как она стоит там, на скалах и смотрит вниз, а прибой шипит и пенится, будто злой дух в преисподней. И вот однажды на рассвете она и решилась сделать этот последний шаг, который разом положил конец всему. Ей больше не нужно было страшиться нового дня и того, что он мог принести с собой.
— Нет, этого не может быть. Послушай, Данте, ты ведь не можешь знать наверняка. В конце концов, она действительно могла просто поскользнуться, — прошептала Рея. Рассказ Данте потряс девушку.
— Когда она кричала мне вслед в тот последний раз, что мы поссорились, она не только звала меня! Напоследок мама крикнула «Может, смерть позволит мне вырваться из этого ада, который я сама сотворила для всех, кого люблю!» И она просила простить ее…
Данте уставился на девушку неподвижными, широко открытыми глазами, взгляд его по-прежнему был устремлен в прошлое, и заглянув в его лицо Рея содрогнулась — ей показалось, что она видит перед собой незнакомца. — Мама просила прощения у меня. Боже ты мой, какая ирония судьбы! Ты знаешь, её слова до сих пор жгут мне душу. Крестьяне из маленькой деревушки Мерлеййй говорят, что видели, как она в развевающемся от ветра плаще снова появляется на тех же скалах, когда бушует буря. Многие клянутся, что узнали её силуэт на фоне предрассветного неба, она стояла на скальной гряде возле нашего замка Мердрако. Слуги в замке перешептываются, что её призрак часто бродит по Большому Залу, они слышали, как её голос жалобно зовет кого-то, но некому ответить ей. Даже викарий из Вестли Эббот, соседней деревушки, утверждает, что не раз видел привидение. В безлунные ночи оно появляется не верхушке дозорной башни замка. — Данте бросил на Рею недоверчивый взгляд и цинично улыбнулся. Ах, слишком хорошо была ей знакома эта усмешка, — Конечно, наш старый священник чаще черпает вдохновение в бутылке, чем в Священном писании, и это все хорошо знают, так что на его слова нельзя полагаться.
— А как же ты об этом услышал? Мне казалось, ты говорил, что уже больше пятнадцати лет не был в Мердрако. — Рея жадно стремилась узнать как можно больше об этом загадочном и непонятном человеке, которого она полюбила, хоть он по-прежнему оставался для неё незнакомцем.
Ей показалось, что Данте мгновенно напрягся, услышав её слова, но потом равнодушно повел широкими плечами. — Какая разница, как я узнал, — огрызнулся он, явно не желая дальше продолжать эту тему, — В конце концов многие до сих пор уверены, что оборвать собственную жизнь — тяжкий грех. Считается, что душа самоубийцы никогда не найдет покоя и обречена вечно скитаться там, где оборвалась жизнь грешника. А многие вообще уверены, что души несчастных прокляты навеки и попадают прямо в преисподнюю. Думаю, мама явно прогадала, ведь это значит, что она просто сменила один ад на другой.
— Ах, Данте, мне так жаль, — огорченно прошептала леди Рея, — Я не знала об этом. Ты ведь никогда не рассказывал мне о своей жизни до того, как покинул Англию. Если бы я только догадывалась … — протянув узкую руку, она погладила его по щеке и почувствовала, как под кожей заходили желваки.
Рея ахнула от неожиданности и боли, внезапно её рука оказалась зажата в стальных тисках его пальцев, и Данте одним рывком резко сдернул её со стула и усадил к себе на колени. Глубоко заглянув в насмерть перепуганное лицо, он холодно процедил, — Но ты — не часть этой жизни, дорогая. Мне совершенно не требуется, чтобы мое прошлое хоть как-то тебя коснулось и я совсем не желаю, чтобы ты когда-нибудь узнала, что я собой представлял в те далекие годы. Видишь ли, я не уверен до конца, будешь ли ты по-прежнему мила со мной, что бы ни случилось с нами и что бы ты не узнала о моем прошлом. Может быть, ты, любимая, найдешь, что жизнь со мной невыносима и просто отвернешься от меня навсегда. Разве это так уж невероятно? Вдруг ты оскорбишься, узнав, что нет на свете такого, что бы мне не пришлось увидеть или испытать?! Или ты навеки останешься со мной, мой дивный золотой цветок? — он требовательно сжал её запястья, в то время как глаза его не могли оторваться от волос Реи, пышными золотистыми волнами спадающими на плечи.