— Ах, да будь прокляты ваши умные мысли вместе с вашими рыжими волосами! — грубо оборвала его Каролина. Его пышные, непослушные волосы цвета опавших листьев всегда почему-то безумно её раздражали. Если бы не они, она почла бы за честь когда-нибудь стать маркизой Рейнтон. Но ей и в голову не могло прийти выйти за кого-то с таким ужасным цветом волос, да ещё и поселиться с ним в каком-то вороньем гнезде на границе с Шотландией.
— Каролина! Немедленно извинись! Твое поведение переходит всякие границы! — приказал сэр Джереми.
— Да, а как он смел разговаривать со мной подобным тоном? — возмутилась она с пылающими от унижения щеками.
— Жаль, что в свое время мне не хватило твердости положить конец твоей дерзости, юная леди! — взревел сэр Джереми. Вскочив на ноги, он одним прыжком выбрался из удобного кресла, в котором отдыхал, и подскочил к ней с таким видом, словно намеревался исправить свою ошибку немедленно и сейчас, несмотря на присутствие в комнате посторонних.
— О1 — вскрикнула в ужасе Каролина. Уронив на стол тарелку с недоеденным ломтиком яблочного пудинга, она подхватила юбки и стремглав выбежала из комнаты, хлопнув дверью и чуть было не прищемив подол платья.
Сэр Джереми был слишком возмущен, чтобы остаться. Извинившись как можно спокойнее, он направился к выходу. Граф Рендейл, которого томило жгучее желание разузнать побольше о скандальном происшествии, запятнавшем прошлое маркиза Джейкоби, тем не менее решил, что это подождет. Он также принес свои извинения и, продемонстрировав изящные манеры изысканно воспитанного джентльмена, покинул гостиную вслед за ним. Френсису, который с удивлением уставился вслед его удаляющейся фигуре, впервые пришло в голову, что бывают в жизни моменты, когда важно вовремя уйти, чтобы не показаться навязчивым.
Покружив немного вокруг дивана, Френсис замер перед все ещё застывшей в напряженной позе сестрой. — Похоже, для тебя все это оказалось довольно неприятным сюрпризом? — мягко спросил он, понимающе глядя ей в лицо своими серо-голубыми глазами. — Мне очень жаль. Знаешь, когда-нибудь я просто придушу Каролину …
Улыбнувшись взбешенному Джеймсу Флетчеру, он добавил, — Конечно же, я этого не сделаю, поэтому не стоит воспринимать всерьез мои слова, Джеймс, — предупредил он, даже не отдавая себе отчета, как он в эту минуту похож на герцога. Меньше всего на свете он хотел бы повторения того несчастья, которое чуть было не стоило жизни Данте Лейтону.
— Мы за ним присмотрим, — успокоил его Эван Флетчер, ловко увернувшись от удара локтем, которым стремился наградить его не в меру горячий братец. Хотя юному Джеймсу и влетело по первое число от самого герцога и от генерала, похоже, от природы ему досталась на редкость короткая память.
— Я ей ничего не сделаю. И ему тоже, — коротко бросил Джеймс. — Честное слово, ничего, Рея. Ты ведь веришь мне? — встревоженно спросил Джеймс, похолодев при мысли, что опять расстроил любимую кузину. Он гораздо больше страдал, зная, как испугал и обидел её своим грубым вмешательством в её жизнь, чем получив от генерала заслуженную жестокую порку.
— Джеймс, умоляю, перестань терзать себя. Я давно поняла, что ты просто пытался помочь мне. Данте скоро поправится и он уже давно простил тебя, — в двадцатый раз повторила Рея, глядя в его расстроенное лицо. Она повернулась к Френсису, — Конечно, я была потрясена, но только потому, что так неожиданно услышала подобную грязную сплетню. Безусловно, я не поверила ни единому слову, и, уверена, что никто в замке тоже не обратит на это внимания, — как можно тверже сказала Рея, но предательская дрожь в голосе подтвердила, что она смертельно огорчена.
— Думаю, будет лучше всего, если ты сама расспросишь обо всем Данте, — посоветовал молчавший до сих пор Ричард. Он невольно подивился в душе, как же резко повзрослел Френсис за прошлый год, особенно по сравнению с более молодыми кузенами. И он бросил хмурый взгляд на двух юнцов, которые уже успели сцепиться между собой, громко споря, можно или нельзя доверять Джеймсу. — Нужно выслушать и его версию, Рея.
— Да, я знаю, и именно так я и сделаю. Как странно, ведь Данте не раз прежде говорил, что я, скорее всего, услышу массу грязных сплетен о его прошлом. Он даже заставил меня дать слово, что в этом случае я обязательно приду за объяснением к нему, — задумчиво сказала Рея, невольно вспомнив, каким встревоженным он ей показался тогда.
— Так, значит, он этого ожидал? — пробормотал Френсис. Он ещё не слышал до сих пор ничего дурного об этом человеке и даже втайне начал понемногу уважать его, ведь тот нашел в себе силы покинуть родной дом и семью и вел жизнь, полную приключений. А кроме всего прочего, ему казалось, что муж любит Рею и старается ничем не обидеть её.
Коснувшись нежным поцелуем пламенеющих кудрей на макушке крохотного Дона Веррика, Рея осторожно передала его с рук на руки Ричарду.
— Ты идешь к нему? — поинтересовался Френсис.
— Да, но для вашего успокоения могу сказать, что намерена взять одного из лакеев и оставить его за дверью на тот случай, если Данте вздумается убить меня, — заявила резко Рея, что совсем было непохоже на нее.
— Господи, Рея, видит Бог, я не это хотел сказать, — вспыхнул Френсис. Рея прикрыла глаза, потом примирительно улыбнулась брату.
— Тогда извини. Не знаю, что последнее время со мной творится. Я так злюсь иногда. Пожалуйста, не сердись на меня, Френсис.
— Даже и не думал, и ты это знаешь, — откликнулся брат, но на лице его собрались угрюмые морщины. Он проводил встревоженным взглядом хрупкую фигурку, удивляясь в душе, почему это, влюбившись, человек выглядит гораздо менее счастливым, чем прежде, когда он ещё не был влюблен?
За высокими, стрельчатыми окнами Длинной Галереи мрачно темнело небо. Мерцающий свет одинокой свечи выхватывал из темноты одинокую фигуру, застывшую, как каменное изваяние, перед одним из портретов. Пламя свечей в огромном канделябре бросало пляшущие золотистый отблески на темный силуэт мужчины в средневековом костюме. Венецианский кармин переливался всеми оттенками багрянца, сверкало старинное золото, мягко струилась зеленая ткань охотничьего плаща, особенно красиво выделяясь на глубокой синеве фона.
Застыв в глубокой задумчивости перед одним из предков Реи, жившего в эпоху Елизаветы, он пытался понять, что за человек был этот далекий предок. Глаза его были чернее крыла ворона. Таким же черными, отливающими синевой были волосы, которые крутыми, непокорными завитками обрамляли мужественное лицо. Губы слегка изогнуты в усмешке, но глаза смотрели недоверчивым и подозрительным взглядом.
Это был портрет того самого Доминика, который приводил в такое восхищение Рею. Его высокая фигура была затянута в роскошный, богато украшенный дублет с пышным кружевным воротником, одна унизанная кольцами рука сжимала перчатки, в то время, как другая небрежно лежала на эфесе парадной шпаги. Это был портрет вельможи, а вовсе не обычного искателя приключений.
Глухо прозвучал далекий грохот грома, комнату озарила вспышка молнии и затем стены сотряс ещё один раскат. Мелодично звякнули хрустальные подвески канделябров. Удар грома, от которого, казалось, задрожала земля, с грохотом раскатился по галерее и, наконец, серебряные струи дождя звонко забарабанили по оконному стеклу.
Бросив последний взгляд на лицо на портрете, Данте Лейтон кое-как заковылял к обитому декоративной тканью удобному креслу с высокой спинкой. Заботливый Кирби достал ему палку, чтобы он мог не наступать на сломанную лодыжку.
Прислонив её к стене, Данте схватился за спинку кресла, чтобы немного передохнуть, вглядываясь в сумрак галереи. Он пытался представить себе, сколько раз здесь ходила Рея, уносясь в далекое прошлое в своих мечтах о неистовом предке и даже не представляя себе, что в один прекрасный день её собственная судьба приведет её в объятия авантюриста.