Застыв перед окнами своей комнаты, Данте молча смотрел на сады, разбитые на террасах. Его взгляд скользнул с аккуратно подстриженной изгороди из тисовых деревьев к розовым кустам и перенесся вдаль, к заросшему лилиями пруду и парку вдалеке. Он тяжело вздохнул. Редко в своей жизни приходилось ему испытывать такой покой. Теперь он понимал, почему Рея так любила свой старый замок. Услышав за спиной её нежный голос, он резко обернулся, пожирая её глазами, пока она склонилась над сыном, что-то шепча на ухо малышу. Золотые волосы рассыпались у неё по плечам и немного прикрыли лицо, смешавшись с каштановыми кудрями ребенка, который доверчиво сосал её грудь. Крохотные ручонки шарили по телу матери, пока он жадно глотал, припав к живительному источнику, вряд ли отдавая себе отчет в силе материнской любви, которая в тот миг окружала его теплом и заботой.
— Я уже поблагодарил тебя за то, что ты назвала его Кристофером? — спросил Данте, — Честно говоря, я этого не ожидал.
— Я не забыла ничего из того, что ты когда-либо рассказывал о себе, — призналась Рея, её пальцы ласково перебирали нежные кудряшки, пышным ореолом украшавшие крохотную головку их сына. — Ведь капитан Кристофер так много значил для тебя, может быть, даже больше, чем твой родной отец. Мне казалось, тебе будет приятно увековечить его имя, назвав своего первенца Кристофером в его честь. — она легким поцелуем коснулась теплого лобика малыша, — И ещё я благодарна, что ты не возражал, чтобы он носил и имя Доминик. Это так много значит для моих родителей. Почему ты захотел, чтобы он носил наше родовое имя — Доминик?
Данте неловко поежился, чувствуя себя как-то не по себе при мысли о собственном благородстве. — Дело в том, что мне иногда кажется … — Он запнулся, с трудом стараясь подобрать подходящее слово. Это ему так и не удалось и тогда он решил просто сказать все, как есть, — Мне кажется, что я немного привязался к твоей семье, Рея. И несмотря на то, что наш сын в первую очередь Лейтон, мне всегда хотелось, чтобы он чувствовал себя ещё и членом семьи Домиников, — с трудом выдавил нелегкое признание Данте. Он едва поверил, что решился на это.
Рея опустила глаза к крохотному личику у своей груди, заметив, как нежно затрепетали ресницы, прикрывающие сонные глаза готового задремать малыша. Она осторожно поднялась на ноги и отнесла теплое, обмякшее тельце в деревянную колыбельку, стоявшую у изголовья их супружеской постели, бережно уложила уснувшего сына и укутала его теплым покрывалом. Он заворочался и она поправила покрывальце, глядя на него с улыбкой, полной любви. Малыш зевнул и погрузился в безмятежный сон, которым может спать только новорожденный.
Рея распрямилась, устало потирая затекшие плечи. Из груди её вырвался довольный вздох, когда она почувствовала, как сильные пальцы мужа разминают ноющие мышцы. И скоро уже его теплые губы коснулись нежным поцелуем её шеи, так что мурашки предвкушаемого удовольствия побежали по спине. Откинувшись назад, она позволила его рукам скользнуть ниже, приподняв пышные полушария налитых грудей, которые нетерпеливо выглядывали из-за распахнувшегося корсажа платья.
— Не пора ли остановиться, миледи? — шепнул он ей на ухо, губами и языком лаская нежную раковинку. Он крепко стиснул её, прижав к мускулистому телу, и даже несмотря на несколько нижних юбок, окутывавших её, Рея почувствовала его напрягшуюся плоть, прижавшуюся к её спине. Руки Данте жадно скользнули под мягкий шелк, прикрывавший её бедра. — А может, пришло время вновь познакомиться?
— Но ведь нас ждут в салоне, милорд! — прошептала Рея, чувствуя, как бешено колотится сердце.
— Не в моих привычках оставлять леди разочарованной, — промурлыкал он, слегка сжав ей плечи, чтобы заставить её обернуться. Когда же он увидел её внезапно вспыхнувшее лицо, то не смог сдержаться:… Коротко и хрипло застонав, он впился голодным поцелуем в губы Реи. — Ты же сама завлекла меня. Или ты просто дразнила меня, бросив мне вызов и усомнившись в моей мужественности, как будто бы рождение Кристофера было лишь непонятной случайностью?!
— Данте, — задыхаясь, запротестовала Рея. Она чувствовала, как растущее смущение охватывает её, но несмотря на это она сама подняла к мужу лицо, и почувствовала, как он тяжело накрыл её рот своими твердыми губами. И трепеща в каменном кольце его рук, она вновь радостно поняла, что он имеет над ней такую власть, которая способна заставить её забыть все на свете, кроме Данте Лейтона.
А Данте задрожал, ощущая её ответный трепет, и весь горел от едва сдерживаемой страсти. Торжествующая улыбка искривила его губы, когда он склонился к жене и, подхватив её на руки, широким шагом направился к огромной кровати.
— Данте, но что, если кто-нибудь начнет нас искать? Что …?
Послышался сдавленный звук, когда Данте накрыл её губы своими. Наступила молчание и когда он наконец оторвался от нее, у Реи захватило дух.
— Забудь о них. Больше никто никогда не осмелится встать между нами, — твердо пообещал он и склонился к ней, чтобы делом подтвердить свою клятву.
Моя гордость пала вслед за ушедшим счастьем.
Шекспир
Глава 12
Сивик Мэнор напоминал припавшего к земле хищного зверя, готового одним прыжком сорваться со скалы в море. Конечно, его трудно было назвать красивым в общепринятом смысле слова, но была в его толстых стенах из грубо отесанного серого камня и черепичной крыше какая-то непостижимая прелесть. Когда в небе сияло солнце, его лучи заставляли ярко сверкать геральдические фигуры в старинных витражах высоких стрельчатых окон, а из сада, протянувшегося вдоль восточной стены дома, доносилось нежное благоухание роз. К сожалению, цветные витражи не могли нарушить царившего вокруг унылого серого тона. А к юго-востоку, за службами и старой конюшней, далеко за запущенным, заросшим садом и аллеями, где ветками деревьев привыкли лакомиться олени, дальше, где на горизонте вставали невысокие холмы, лежала деревушка Мерлейй.
Если повернуть строго на запад, пробравшись сквозь густые заросли буковых деревьев и орешника, посаженных в незапамятные времена, чтобы защитить Сивик Мэнор от холодных, северных ветров, дующих с моря, то можно увидеть, как над горизонтом поднимаются суровые, сторожевые башни замка Мердрако, возвышаясь над туманной дымкой, окутывающей прихотливо изрезанный берег.
Но стоял ли над морем туман или нет, об этих сторожевых башнях ни на минуту не забывала леди Бесс Сикоум, хозяйка Сивик Мэнора. И даже когда утренний туман плотной пеленой окутывал Мердрако, скрывая его от посторонних глаз, она чувствовала их присутствие. Башни будто жили своей собственной жизнью, служа суровым напоминанием, что Мердрако ещё существует, хоть хозяин его сейчас далеко.
Леди Бесс проводило садившееся в облака солнце коротким неодобрительным взглядом, словно раздосадованная последними сверкающими золотом лучами. Для неё закат означал лишь одно: скоро землю скроет тьма, которая и останется до рассвета, коль скоро ночь обещала быть безлунной.
— Проклятье! — прошипела она сквозь стиснутые зубы. Резко отвернувшись от окна, она невольно бросила раздраженный взгляд на изрядно потрепанные бархатные шторы. Выругавшись вполголоса, женщина поплотнее задернула тяжелые драпировки цвета темного бургундского, скрыв великолепное зрелище заходящего солнца, когда оно, мало-помалу погружаясь в темно-синюю пучину моря, любуется своим отражением, похожим на пылающий огнем медно-красный шар .
Беспечной рукой леди Бесс плеснула себе в стакан изрядную порцию шерри, аккуратно поставив тяжелый хрустальный графин на полированную поверхность стола. Одним глотком опрокинув в себя полный доверху стакан, она подумала, что не грех и подкрепиться перед тем, как этой безлунной ночью осуществить то, что она задумала.
— Боже милостивый, да хватит ли у меня на это сил? — беспомощно прошептала она, руки её отчаянно тряслись и слышно было, как жалобно звякнуло стекло, когда она снова взялась за графин с шерри.
— Нет, я не смогу, — пробормотала она себе под нос, нервно барабаня пальцами по каминной доске. — Это просто безумие! — подняв голову, она кинула неприязненный взгляд на висевший над камином портрет мужчины.