Выбрать главу

Обычное кладбище: невысокие деревья, тропинки, оградки. На надгробиях с датами середины двадцатого века встречались неровно нанесенные красной краской имена, с датами в виде семи палочек и цифр — семь поколений как рассказывал Милош.

Глеб, пробираясь по узким тропам, взглянул на меня.

— Жители этого мира выбирают себе могилу, за которой будут ухаживать. Потом и их подхоранивают рядом с этой могилкой. Вот эта, наша с братом. Но есть и те, кого хоронят на соседних островах. Особенно семейные, и кто живет здесь несколько поколений.

Мы подошли к ухоженной могиле. Многогранный шпиль на постаменте, увенчанный красной звездой. Табличка без фотографии с надписью: «Антон Березов 1/II 1920- 14/X 1951».

Борис вырвал несколько молодых сорняков с могилы и заговорил со мной:

— Здесь есть кислород, вода, но нет солнца, нет испарений. Растет все. У нас даже ягоды есть. Странно… Глеб, а им разве фотосинтез не нужен?

— Нет, — резко проговорил брат и подошел к надгробию. — Эх, Антон, знать бы тебя при жизни. Эд, ты куришь?

— Не курю. Но сигареты есть — друг оставил. — Я протянул пачку Глебу. Он раскурил сигарету и положил на постамент.

— Знаешь, брат. Мне кажется, он был курящий. Да и пьющий. Сколько раз мы здесь у него…

Подойдя ближе, Борис склонил голову. Глядя на табличку, проговорил:

— Мы ненадолго. Но, скорей всего, тебе придется подвинуться. — Борис посмотрел на брата. — К павшим в войне с демонами, уже не успеем. — Следом он уже обращался ко мне. — Мы здесь оказались в решающую стадию войны, когда Хофман со своими ушел к Башне.

— Какой Башне? — перебил я бородача.

— Бетонный короб на другом краю мира. Они там, а мы за стеной Раздела. Есть, демоны, которые не участвуют в конфликте. Те в центре мира, у холма живут. С ними Жан торгует, — Борис повернулся к надгробию и на выдохе закончил диалог с умершим. — Ладно, Антон, нам пора.

Проходя мимо меня, Борис, неудачно ступив больной ногой, чуть не упал на земляной бугорок. Глеб, подхватив близнеца, повел его вперед. Огибая близко расположенные могилы, пытаясь найти путь в сгустившемся сумраке, я обратился с вопросом к братьям:

— Так вы воевали с серокожими до этого?

— Нет. Об этом Хофмане с зонтом мы только слышали. Все последнее время только пытались очистить мир от зверей и русалок.

Неотличимым голосом продолжил второй близнец:

— Не переживай, Глеб, мы его обязательно освободим! — В полутьме показалось, что Борис вытер проступившие слезы рукавом. — Тебе, Эд, мы потом все расскажем. Не просто так мы жили за Разделом и охотились на монстров.

— Да ладно тебе, Борь. — Глеб на мгновение обернулся в мою сторону. — Из-за младшего брата мы и в этом мире оказались, и вдали от людей жили. Юрка… — Услышав недовольство в демонстративном покашливании брата, Глеб продолжил свой путь среди могил в полном молчании.

Свет поблек, краски сменились серыми тонами. Борис снял с пояса фонарик и направил луч в сторону тропинки. Пройдя кладбище, мы спустились к ровной дорожке с перекинутыми через пропасти деревянными мостками. Стена Раздела скрылась где-то вдали, поглощенная опустившейся тьмой. На другом конце тропинки, у дома Жана, загорелся фонарь. Когда мы неспешно проходили очередной мост, идущий сзади Борис, продолжил рассказ:

— Что больше всего удивило меня в этом мире. Даже не удивило, а перевернуло сознание: это наша душа. Каждый человек, когда здесь умирает, испускает из себя субстанцию в виде шара. А во сне столбы света исходят изо лба. Вон, несколько. — Борис похлопал меня по плечу и указал в сторону поселения. Правее дома Жана. Еле заметные светящиеся лучи поднимались от крыш домов и исчезали где-то вдали. — Душа есть! Так и умирать заметно проще. Легче, я бы сказал.

Наш путь пролегал уже вблизи редких строений со светящимися столбами, выходящими через крыши. Борис ненадолго отвел свет фонарика с тропы в сторону: за невысокими оградами простирались зеленые огороды, дальше, на отдельно расположенных островках земли — поля с колосящейся пшеницей.

— Еды тут в достатке, — подытожил Борис и перевел свет фонаря на тропу, идущую между домов.

— Людей в этом мире явно больше, чем демонов. Так что же они не борются с Аваддоном? — задал я вопрос шагающим впереди братьям.

— Они не верят в Ангела тьмы. Или делают вид, что не верят! Если не принимать в расчет зверей, жизнь в этом месте просто райская и беззаботная — они дорожат этим, — произнес Глеб, ускоряя свой шаг.

Борис выключил фонарик. Мы подошли к обрубленной пятиэтажке с котлованом, ярким фонарем и башенным краном. Глеб выдвинулся вперед и в прыжке постучал по железному козырьку подоконника первого этажа. В окне показался Жан, как будто он подглядывал из-за прикрытой шторки — стрельба, крики привлекли сюда его уже давно. Он что-то пробубнил, указывая в сторону Раздела с неожиданным лазом. Глеб в ответ прокричал в закрытое окно что-то про свою собаку Тора. Жан задернул шторы и скрылся в глубине кухни.

— Девушка-демон с железной перчаткой. Жан у нее баллон газовый выменял, называл ее хорошей знакомой, — глядя на братьев, сказал я.

— Да знаем мы. У него на рынке все хорошие знакомые, — буркнул Борис и подошел к двери.

Дверь в подъезд была как брат близнец двери в сторожку — как Борис и Глеб. Похоже, работа веселого изобретателя Жана. «Да веселый! Мог бы объяснить мне все, а не убегать из сторожки». Дверь зашаталась, щелкая замком и скрипя большим засовом. Француз вышел из подъезда, виноватым тоном начал оправдываться:

— Выскользнуть из рук поводок и бежать к вам.

Глеб в ответ только тяжело вздохнул и вошел в подъезд.

— Я так и знать, что Люба спать. Опять спать. — Я ненароком засмеялся, поднимаясь вслед за Жаном, по ступеням, ведущим на первый этаж. — У тебя, Эд, как я видеть, нет признаков превращения — остаться человек. И еще, не злобься на меня, что не рассказал о братьях.

— Да ладно, Жан. Все нормально. Ты же тоже веришь в пришествие Аваддона?

Француз открыл обитую дерматином дверь. Разувшись и аккуратно составив оружие в угол прихожей, мы прошли на кухню. Глеб по пути зашел в туалет. Жан, как учтивый хозяин, полез в холодильник, потом поставил чайник на портативную газовую горелку, открыл вентиль на обменянном у Хельги баллоне.

— Руки помыть на кухне, на умывальнике. — На последнем слове он с улыбкой отличника указал на старинный алюминиевый умывальник с ведром на полу. — Ну, гости. Значит, начало как пол поколений назад. — Жан замолчал, посмотрел в мою сторону и продолжил, — один поколение — это двадцать шесть лет. Ну, где-то пятнадцать годов обычных. Ведь гнались за вами не четвероногие, а Хофман!?

Глеб, выйдя из узенькой двери туалета, басом содрогая воздух, остановил монолог француза:

— Вот теперь и расскажи, что не успел!

Мы расположились за столом с уже обычным здесь чаем и оладьями. Сидя на табурете, Жан повернулся ко мне.

— Давно был последний переродившейся четвероногий зверь. Сосуд не подошел Аваддону и стал Зверем. Теперь сосуд точно здесь.

Борис, поедая оладьи чуть ли не горстями, продолжил объяснение с набитым ртом:

— Аваддону нужен или ты, или девочка. — Я, вспомнив подселенную ко мне сущность, приложил ладонь к груди. — Сосуд уже здесь. Писание «Последних свидетелей» указывает на это. И портал в холме стал увеличиваться.

— Портал! — Я чуть не подавился. С прильнувшей волной злости обратился к французу. — «Перетяг монета помельче». Похоже, ты мне точно не все рассказал!

Пока я проверял содержимое нагрудного кармана куртки. Жан пренебрежительно цокнул языком и ненадолго прикрыл глаза.

— Да, перетяг может перенести на Земля. Я знаю, что надо сказать о таких вещах.

Один взгляд на Жана рассеял весь нахлынувший негатив.

— Ладно, Жан. А кто из вас пророк с предсказаниями?

Я говорил сквозь улыбку, а Борис невозмутимо продолжал поедать оладьи и говорить: