Тщетные усилия пошевелиться лишили сил, но, как ни странно, успокоили меня. Сквозь тяжелые вдохи рождалась картина происходящего. Все последние дни как будто слились в один кошмарный и все никак не заканчивающийся день. Тот день, когда бредовый сон лучше того, что наяву. Звуки. Все началось с них. Сначала еле уловимый скрежет в ушах перерос в хрипящие шумы, затем неразличимые голоса, как заклятья на неизвестном языке. А сейчас оно попыталось завладеть моим телом.
Что-то вдавило меня в кровать. Очередную попытку пошевелиться прервал стук в дверь. Это Наталья Степановна, хозяйка квартиры и подруга семьи. Сварливая, вызывающая лишь негатив бабка выхаживала по коридору и ворчала вслух:
— Эй, студент. — Костяшки пальцев простучали короткую мелодию по двери. — Эдик. Ты там?
Костяшки пальцев сменились на кулак. Более громкий глухой стук вернул контроль над телом. Одновременно я открыл глаза и едва смог говорить:
— Да, дома.
— Раз уж ты дома — оденься. Помоги мне в магазин сходить, продуктов принести.
Одеваться не пришлось — после вчерашней попойки я лег спать в одежде и грязных туфлях. Пошатываясь, я поднялся с кровати. Звуки и голоса в голове отступили. Только нескончаемое причитание Натальи Степановны за закрытой дверью.
Бабка. Во всем виновата она. Услышав, как я в полубреду говорил на незнакомом языке, притащила в дом этих сектантов и пугающую до оцепенения подругу. Именно после этого я стал задумываться о психиатре. Алкоголь, как я и думал, смог заглушить эти голоса. Как напился до беспамятства и добрался до дома, я уже не вспомню, но от этого чертового наваждения не осталось и следа. Только похмельный гул в голове.
Пытаясь почувствовать присутствие темного существа, я провел рукой по груди и совершил несколько неуверенных шагов. Ухватившись за край стола, остановил взгляд на строках развернутого письма. В них я заложник обстоятельств: года четыре назад от нас с матерью ушел отец — хорошо хоть сейчас платит за эту комнату — мать, оставшись одна в большом на сто квадратов доме, замкнулась в себе. Перестала звонить, только и пишет эти бумажные письма, где думает, что и я ее предал, как отец. Да еще и эта бабка. Пару месяцев с ней живу, а уже извела почти.
Собирая мысли воедино, я взглянул в окно: осеннее небо свинцовыми тучами быстро проплывало над крышами домов, порывы ветра разгоняли мелкую морось по проторенным тропинкам и асфальтированным дорожкам, однотипные постройки, ржавые гаражи — серая унылая картина уходящего в зимнюю спячку российского городка.
— Долго мне тебя еще ждать. Эдуард, ты там умер что ли. — Наталья Степановна подошла вплотную к двери и видимо говорила в узкую щель.
Шаркая туфлями, я подошел к двери. Сняв и спрятав их за спиной, вышел в коридор. Бабка рыскала по своей комнате, крутя толстым задом и размахивая руками. По бурчанию становилось понятно, что идет поиск сумки. Каморка хозяйки была пропитана старостью, где ничего не менялось уже лет двадцать: ковры с оленями, стенной шкаф, заваленный хрусталем, гигантская люстра, пирамидой свисающая чуть не до головы старухи.
— Все, готова, — буркнула Наталья Степановна, изрядно вспотевшая в клетчатом пальто.
Узкая тропа, идущая от дверей подъезда, петляя по небольшой роще, вела прямо к крыльцу магазина. Ступая по раскисшему месиву из опавших листьев, я все никак не мог прийти в себя и, пытаясь совладать с мигренью, пошатывался из стороны в сторону. Но черной нечисти внутри я больше не ощущал. Всю дорогу Наталья Степановна жалась своим располневшим телом ко мне, намекая, чтобы я взял ее под руку. Бабка по пути ругала всех и все, выдавливая из меня стервозным взглядом одобрение:
— Вот Эдуард, скажи, юристы твои нужны кому-нибудь?
— А, что? Почему мои?
— Ты же на юриста поступил.
— На бухгалтерский учет!
— Какая разница. Пока только начал, бросай. На водителя, в армии отучись. Все больше пользы будет, чем юристы твои.
Возле крыльца магазина у меня появилась одышка, случайно пихнув пожилую спутницу, я ступил на бетонные ступени. Открыв двери перед Степановной, я следом зашел в торговый зал. В процессе медленного продвижения вдоль стеллажей с продуктами, сумки в моих руках становились все тяжелее. Дыхание сбилось, мысли покрылись туманом и начало расплываться в глазах. Разглядев бабку у холодильных камер, я подошел к ней.
За мясным прилавком никого не было. Но Наталья Степановна уверенно стояла напротив, перегородив проход торгового павильона. Ее старческий взгляд был направлен чуть выше холодильной камеры, из-за которой вмиг возникла высокая продавщица. Когда она поздоровалась с нами, я отшатнулся назад — это та самая сектантка, приходившая в дом. Тут же мне стало хуже, скрежетаний звон вызвал головокружение и прервал дыхание. Женщина с осунувшимся лицом и черными волосами, остекленелым взглядом прожигала меня насквозь.
— Здравствуй Эд. Как себя чувствуешь?
Пятясь назад, я уперся спиной в стоящий сзади прилавок.
— Молодой человек, не наваливайтесь! — раздался голос из-за спины.
Не оборачиваясь, я смотрел на эту высоченную ведьму. По пояс возвышаясь над холодильной камерой, она что-то перебирала в руках. Посмотрев в раскрытую ладонь, перевела взгляд на Степановну и начала непринужденно говорить:
— Вам свинина, говядина, куриный фарш?
— Фарша, килограмма полтора, — озвучила заказ Наталья Степановна.
Женщина за прилавком посмотрела на меня пустым взглядом, полным сторонних мыслей. Ее голова равномерно закивала, будто бы в такт пришедшей правильной идеи, и она прошла к кассовому аппарату, держа в руках уже готовый заказ.
— Так. С вас триста пятьдесят один, и пятьдесят копеек.
Моя бабка начала рыскать в коричневом кожаном кошельке. Вытащила цветастые бумажки, передала их продавцу и принялась добирать мелочь.
— Может у молодого человека будет рубль, два?
Я вложил в раскрытую ладонь монету и приготовился убирать руку. Но незнакомка уже возвращала мне сдачу в пятьдесят копеек. Взявшийся словно из неоткуда медный кружок упал в мою ладонь. Женщина с интересом наблюдала за тем, как я перекладываю ее в карман куртки. После того, как она со звоном смешалась с остальными, ведьма спокойно развернулась, открыла морозильную камеру и принялась наводить порядок.
Медленно передвигаясь по магазину, я с ужасом смотрел на мясной отдел. Женщина с прямыми черными волосами куда-то испарилась. Торговое место с пустым прилавком, без продавца одиноко наблюдало за мной. От него исходили невидимые волны, которые били по мне, как волны прибоя, немного покачивая назад. Я осмотрелся по сторонам: торговый павильон кипел своей обычной жизнью. Волны все не затихали, затрудняя шаги. Карман с мелочью стал заметно тяжелее, и словно начал нагреваться. Снова вернулся шепчущий шум, блуждающий по черепной коробке.
Наталья Степановна, заметив нервозность в моих глазах, тяжело вздохнув, заговорила:
— Не хорошо тебе после вчерашней попойки. Вот как тебя шатает! Ладно, пойдем уже студент.
Ручки двух шелковых сумок, резали ладони, я быстро шел к выходу. Столкновение с неизвестным: сердце зашлось в канонаде ударов, в глазах на мгновение потемнело, и очередная волна пошатнула меня. Вновь зародилось нечто инородное в грудной клетке, увеличиваясь в размерах, оно коснулось внутренней стороны ребер. Рука до боли сжалась в кулак. Не по своей воле удерживая сумки, я застыл посреди торгового павильона.
— Эдуард тебе плохо? — Ладонь бабки дотронулась до моего плеча. — Тебе необходимо на свежий воздух.
Возник протяжный звон в ушах, голоса объемно загудели. Очередная волна сильно ударила в спину. Пошатываясь, я направился к выходу. Мутная пелена вновь застелила взор, бессвязные голоса слились в один едва разборчивый: