— А можем просто чаю попить без ничего. Или кофе. Кофе у Настюхи всегда есть, она без него жить не может.
— Давай кофе, — махнул рукой Гордеев. — Чего уж теперь. Так какая у тебя печаль, Леня? Что стряслось?
И подполковник Череменин начал рассказывать. Потом раскрыл папку и достал ориентировки с фотографиями, разложил на столе.
— Вот эти восемь — мои, а эта, на двоих ребят, — твоя вчерашняя.
— Хреново, — протянул Виктор, разглядывая фотографии. — Думаешь, мои ребятки из той же серии?
— Не знаю. Но исключать нельзя. Так что просто имей в виду, ладно? Если найдутся живыми и невредимыми — порадуемся, а если… Тогда не забудь то, что я рассказал.
— Леня, а ты почему на этих ребят внимание обратил? — спросил Гордеев. — Тебе кто-то сказал?
Череменин приподнял брови, посмотрел удивленно.
— Не понял вопроса…
— Поясняю: у мальчика родители не простые, они даже в милицию не стали сами обращаться, все сделали через кого-то в МВД. И мне интересно, как далеко ушла волна и какой она высоты.
— А, в этом смысле… Нет, никто не звонил, не предупреждал, ничего такого. Просто сводку по Москве посмотрел и увидел.
— Но мог и не посмотреть?
— Не мог. Сводку смотрю каждый день, это как зубы почистить и побриться. Но вот не увидеть мог запросто. Я же по части убоев, пропавшие подростки — это не мое. Глаз зацепился чисто случайно.
— А если бы не зацепился? Что было бы, если бы наш эпизод лег в твою серию, а ты узнал бы об этом, когда уже все следы остыли? Мы сейчас землю носом роем, пытаемся восстановить все передвижения детей, каждый их шаг, каждое сказанное слово, и все, что знает главк, нам могло бы очень пригодиться, а вам может понадобиться то, что знаем мы. Ну почему все так тупо устроено, Леня? Почему нет нормального информационного взаимодействия, единых баз каких-то, что ли… Развели, блин, секретность на пустом месте! В Советском Союзе создана новая общность «советский народ», с моральным кодексом строителя коммунизма и все вот это… То есть советский человек не может быть маньяком, поэтому вся информация подобного рода является грифованной и болтать о ней нельзя. Даже среди своих. В каждом конкретном городе знают о «своем» трупе, но о том, что эти трупы по всей стране находят, осведомлены только избранные. Почему так, Леня? Вернее, я понимаю почему, но не понимаю другого: неужели никто не видит, что это мешает работе? Неужели там, наверху, действительно считают, что самое главное — сделать вид и подать красивую картинку, а не раскрыть преступление и остановить убийцу? Или они там искренне, от всей души убеждены, что по мере продвижения к коммунизму преступность будет постепенно искоренена, потому что люди будут становиться все лучше и сознательнее? Они все уже живут в завтрашнем дне, у них, у этих старцев кремлевских, давно уже коммунизм наступил, каждый из них получает по потребностям, а отдает по очень сомнительным способностям, а до того, что преступники убивают и будут убивать до тех пор, пока их не поймают, им и дела нет. Причем, заметь, до воров и расхитителей им дело очень даже есть, вон замминистра рыбного хозяйства аж к расстрелу приговорили за взятки и хищения, а на горе родителей, у которых пропадают или гибнут дети, им плевать. Да что я тебе рассказываю…
Виктор безнадежно махнул рукой и удрученно замолчал. Череменин вздохнул, пожал плечами, лизнул подушечку указательного пальца и прижал к блюдцу, собирая прилипающие к коже крупинки сахара.
— Знаешь, пока Настюха училась, я то и дело заглядывал в ее учебники, интересно было, отличается ли то, что в них написано, от того, что было написано, когда мое поколение получало юридическое образование. Думал, может, какую новую идею почерпну, новый взгляд, новое знание. Ни фига! Как придумали лозунги шесть десятков лет назад — так и переписывают их. Наверное, за столько лет и сами поверили. Пойдем-ка, я тебе кое-что покажу.
Он повел Гордеева в комнату. Настя сидела за большим письменным столом, заваленным толстыми книгами и бумагами, и бодро печатала на портативной пишущей машинке. Мебели в комнате было явно маловато: кроме письменного стола Виктор увидел только какую-то стенку из светлого дерева и два стула, один из которых занят хозяйкой. Вдоль стен прямо на полу громоздились стопки книг и папок. «Где же эта девица спит, хотелось бы знать? — подумал Гордеев. — На полу, что ли? В холодильнике пусто, в комнате пусто. Как будто она здесь и не живет. Занятно».
— Ребенок, дай-ка нам посмотреть твои переводы.
Девушка оторвалась от работы и обернулась.
— Какие именно?
— Американские журналы, где про информационные связи полиции написано.