— Ты уверен, что здесь открыто, Джордж? — раздраженно спросила женщина, сидевшая рядом с водителем.
— У въезда было написано «Открыто», — ответил ее муж. — И на двери кассира, посмотри. Там тоже табличка «Открыто».
— Я бы на вашем месте посигналил, Джордж, — подал голос с заднего сиденья тесть водителя.
— Подожду еще минуту. Возможно, он где-то за будкой. — Джордж был начисто лишен напористости.
Олуэн, его жена, собрала на коленях ворох своих пышных юбок с многочисленными оборками, чтобы шифон и кружева не соприкоснулись с какой-нибудь грязью в кабине. На ее сиденье был расстелен большой полиэтиленовый пакет для защиты ее роскошного бального платья и меховой накидки от незаметной пыли. Задевая потолок кабины высокой прической, она смотрела невидящими глазами в лобовое стекло и плотно сжимала губы.
— Мы должны были победить, — решительно объявила она.
— Олуэн, прошу тебя, — терпеливо отозвался муж. — Найджел и Барбара были очень хороши.
— Правильно, защищай их. И то, что они дважды толкнули нас на площадке, ровно ничего не значит. Даже не извинились потом. Можно подумать, что кроме них в зале никого не было, — так они скакали. Нам следовало заявить протест. Эти проклятые судьи никогда ничего не замечают.
— Но, дорогая, мы все-таки заняли второе место.
— Второе место! Это символ всей твоей жизни, не так ли, Джордж? Это все, на что ты способен.
— По-моему, ни к чему затевать подобные разговоры, — заметил отец Олуэн.
— Замолчи, Хью, — сказала мать Олуэн, сидевшая на заднем сиденье рядом со своим мужем. — Олуэн совершенно права. Она уже давно могла стать чемпионкой в бальных танцах, наша девочка. — Она не прибавила «с другим партнером». В этом не было необходимости.
— Не обращайте внимания, Джордж, — сказал Хью. — "Они никогда ничем не бывают довольны.
— Довольны? Чем же это я должна быть довольна? Что ты мне дал?
— Я дам тебе затрещину, если не замолчишь.
— Папа, не смей так разговаривать с мамой.
— Я буду разговаривать так, как я...
— Нет, не будешь. Олуэн, ты видишь? Ты видишь, кого мне приходилось терпеть все эти годы?
— Терпеть? Да ты только и делала, что пилила меня!
— Пилила?
— Мама никогда зря не придирается.
— Пилит постоянно. Точно так же, как ты пилишь бедного Джорджа.
— Я — Джорджа? Никогда! Джордж, разве я тебя когда-нибудь пилю?
— Что-то оператор задерживается, — сказал Джордж.
— Так позови его. — Доведенная до белого каления, Олуэн дотянулась до руля и резко посигналила. — Наверняка этот бездельник дрыхнет под прилавком.
Джордж расправил свои тонкие, словно нарисованные, усики, пригладил напомаженные бриллиантином волосы и почему-то подумал о том, что будет, если он щелкнет Олуэн по носу. Она ответит тем же, вот что будет. Только она щелкнет сильнее.
— А вот и он, — сказал Джордж, показывая на вынырнувшего из тьмы человека.
— Давно пора, черт бы его побрал, — сказала Олуэн.
— Не ругайся, дорогая, это не очень красиво.
— Я буду ругаться сколько захочу.
— Джордж прав, Олуэн, — сказал ее отец. — Леди это не к лицу.
— Оставь ее в покое, Хью, — сказала мать. — Сегодня она пережила такой стресс. Когда она шлепнулась на задницу, от Джорджа было мало пользы.
— Самый яркий эпизод за весь вечер, — заметил отец, улыбаясь при этом воспоминании.
— Папа!
— Не обращай внимания, Олуэн. Это так на него похоже — радоваться, когда дочь ставит себя в идиотское положение.
— Мама!
— О, я не хотела...
— Пять галлонов трехзвездного, пожалуйста. — Обращаясь к приближающемуся человеку, Джордж опустил боковое стекло.
Тот остановился, улыбнулся пассажирам автомобиля, затем перевел взгляд на бензонасосы и медленно побрел к ним.
— Он не очень-то торопится, — заметила мать Олуэн. — И к чему эта дурацкая усмешка, спрашивается?
— Посмотрите, на кого он похож, — сказала Олуэн. — Можно подумать, вылез из рудника. Интересно, знает ли хозяин, что его подчиненные расхаживают в таком виде?
— Возможно, это и есть хозяин, — со смешком отозвался отец, не подозревая, что хозяин после многочисленных ударов кирпичом по голове валяется мертвый на полу туалета с треснувшим, как яйцо, черепом.
Они молча наблюдали, как этот тип медленно снял пистолет шланга с рычага колонки и подошел к машине, держа его на уровне головы, как дуэлянт. Он еще не приспособился к яркому свету, больно резавшему глаза после тьмы, из которой он вышел, поэтому сильно щурился. И ухмылялся людям, наблюдавшим за ним из машины.
— Тупая скотина, — изрекла Олуэн. Джордж высунул голову из окна:
— Э нет, старина. Я же сказал: трехзвездного. А вы подключили четырехзвездный. — Увидев перед собой черную дыру пистолета, он отпрянул.
На заднем сиденье «эскорта» отец Олуэн недоуменно хмурился. Он заметил какое-то движение в темноте, окружающей заправочную станцию. Показались неясные очертания человеческих фигур. Они вступили в освещенную зону и остановились. И ждали. Смотрели. За ними в темноте стояли другие. Что, черт возьми, происходит? Почему они таращатся на их машину? Он отвернулся от окна, собираясь что-то сказать, но осекся, увидев направленный в кабину пистолет шланга и потрясенного Джорджа, отклоняющегося от него. Онемевшему от изумления отцу Олуэн осталось только смотреть, как указательный палец руки, державшей пистолет, начал нажимать на спусковой крючок.
Бензин хлынул на голову и плечи Джорджа. Олуэн закричала. Ее отец пытался пролезть вперед и схватить пистолет, но струя направилась в его сторону, и старик упал, захлебываясь бензином, попавшим в его разинутый рот. Закричала и мать Олуэн, понимая, что на заднем сиденье автомобиля с двумя дверцами они с мужем были в западне.