Анна внесла и подала херес, обращаясь с янтарной жидкостью так, точно это было священное вино, после чего покинула комнату, взволнованно улыбаясь.
— Она новенькая, — холодно заметила мисс Киркхоуп и подняла свой стакан. — За ваше здоровье, друзья.
Они пригубили, и Бишоп поморщился от приторного вкуса напитка.
— Что же так внезапно вдохновило вас возобновить исследование, мистер Бишоп? Не эти ли недавние события на. Уиллоу-роуд разожгли ваш интерес?
Он чуть не поперхнулся хересом.
— Я продолжила корабельный бизнес отца практически в одиночку, при весьма незначительном содействии моего дорогого брата Доминика. — Она кивком показала на фотографию в рамке, стоявшую на буфете: на ней был запечатлен полнолицый молодой человек с кудрявой черной шевелюрой. Сходство с мисс Киркхоуп было минимальным. — Правда, в конце концов в нашем деле наступил застой, но это коснулось всего судостроения в целом, так что не принимайте меня, пожалуйста, за идиотку только потому, что я старая женщина. Я слежу за новостями, а Уиллоу-роуд — это название, которое я едва ли когда-нибудь забуду.
Слово взяла Джессика:
— Мы очень сожалеем, мисс Киркхоуп, и, я надеюсь, мы вас не обидели. Крис не собирался заниматься этим домом, пока я его не уговорила.
— Если мы решили быть откровенными, то будем откровенными до конца, — сказал Бишоп. — Джейкоб Кьюлек нанимает меня обследовать «Бичвуд» — если, конечно, я получу ваше согласие. Нам не хотелось бы ворошить эти неприятные для вас воспоминания, но Джессика и ее отец считают, что между «Бичвудом» и недавними событиями на Уиллоу-роуд существует связь.
— Вы тоже так думаете, мистер Бишоп? Он ответил не сразу.
— Нет. Но... — Крис посмотрел на Джессику. — Я думаю, проверить стоит. Джейкоб Кьюлек — прославленный авторитет в своей области, поэтому его мнение по этому вопросу следует принимать во внимание. Кстати, он был знаком с вашим братом, а также с человеком по имени Прижляк, коллегой вашего брата. — Он заметил, что старуха вздрогнула при упоминании имени Прижляка.
— Я предостерегала Доминика относительно этого человека. — Ее губы вытянулись в ниточку. — Мой брат был простачком, почти шутом, а вот Прижляк — настоящим чудовищем. Я поняла это с первого взгляда. Порождение дьявола.
И Бишоп и Джессика были ошеломлены этой вспышкой. Но мисс Киркхоуп мгновенно взяла себя в руки и улыбнулась им чуть ли не лукаво:
— Я стараюсь не допускать, чтобы все это меня тревожило снова, мои дорогие, но иногда воспоминания нарушают мой покой. Итак, допустим, я дам вам разрешение заняться «Бичвудом». Каков план ваших действий?
— У вас нет возражений? — не скрывая удивления, спросил Бишоп.
— Я этого еще не сказала, — резко ответила она.
— Что ж, прежде всего я хотел бы ознакомиться с историей этого дома. Меня интересует деятельность тех, кто занимал его в 30-х годах. Наконец, хочу узнать, во что втянули вашего брата, мисс Киркхоуп.
— А если я не предоставлю вам никакой информации?
— В таком случае — что касается меня — дело закончено. Я не буду обследовать дом.
В комнате повисла тишина. Бишоп и Джессика изучающе взирали на мисс Киркхоуп, задумчиво смакующую херес. Она довольно долго не поднимала глаз, и когда наконец заговорила, в ее голосе звучала печаль:
— Многие годы «Бичвуд» был неотъемлемой частью истории нашей семьи. Доминик в нем родился, если угодно знать, фактически случайно. Видите ли, это был загородный дом моих родителей, построенный в то время, когда здесь была еще открытая местность, не превращенная в городской квартал. Отец отправил нас с матерью провести там уик-энд. Он был страшно занят, а мать была на седьмом месяце беременности. Он полагал, что перемена обстановки будет ей полезна. — Старуха издала горький смешок. — В тот уик-энд ей не пришлось отдохнуть. Доминик родился преждевременно; весьма на него похоже — бездумно ворваться в этот мир раньше положенного срока.
Она с отсутствующим видом всматривалась в какую-то картину, представшую перед ее мысленным взором.
— Мне было всего семь лет, и именно я обнаружила ее у подножия подвальной лестницы. Никто так никогда и не узнал, зачем она туда спустилась. Мама тоже не могла этого вспомнить после всех мучений, которые она перенесла, производя на свет Доминика. Боже, как она кричала в ту ночь! Помнится, я лежала в постели и прислушивалась, моля Бога о том, чтобы ребенок умер и не делал маме больно. Она не желала, чтобы ее оттуда уносили, и если бы слуги не пренебрегли ее мольбами, родила бы Доминика прямо в подвале. Я и по сей день слышу, как мучительно она кричала, когда ее подняли и понесли наверх. Он родился на рассвете следующего дня, и я слышала, как одна из служанок сказала, что не понимает, отчего поднялся такой переполох, ибо в конце концов ребенок просто шлепнулся на простыни.