— Дай-ка взглянуть, — попросила Конберга, и брат протянул ей листки. Она быстро проглядела их, кивнула и отдала обратно. — Там, где нужно было рассчитать сложные проценты, ты просчитал простые.
— Да, отец так и сказал… — начал Эальстан, но тут же осекся: — Вот уж не думал, что ты обучена таким вещам! — Он и сам не определил бы, чего в его возгласе было больше — возмущения или удивления. Похоже, и того и другого поровну. — Не в твоей же девчачьей академии тебя этому научили!
Конберга грустно улыбнулась:
— Нет, не там. Хотя, возможно, и могли бы. Но не научили. Это все папина наука. Он сказал, что никогда не знаешь, как судьба повернет. Так лучше иметь что-то в руках и в мозгах, если придется сражаться с ней в одиночку. Но это было до войны, понимаешь?
— Ох ты, — выдавил Эалстан и оглянулся на раскрытую дверь гостиной. Отец с дядей все еще расхаживали взад и вперед, но о чем они говорили, отсюда было не слышно. — Да, отец умеет заглядывать далеко вперед.
Конберга согласно кивнула:
— И учиться у него было намного труднее, чем писать плохие стихи, чему обучали меня мои наставницы. Правда, они и сами не понимали, что стихи были плохими. Но это даже лучше оказалось — понимаешь, о чем я? А может, и не поймешь никогда, потому что мальчиков, наверное, учат чему-нибудь полезному.
— Нас учили до тех пор, пока альгарвейцы не сунули нос в наши школы, — с горечью промолвил Эалстан. Но тут же, встряхнув головой, вернулся к интересующей его теме. Он был не из тех, кого легко сбить с толку. — А я и не знал, что отец учит тебя подобным вещам.
— А я бы тебе никогда в этом и не призналась, если бы все шло по-старому, — усмехнулась Конберга, и внезапно Эалстан увидел мир как-то совсем по-новому. — Мужчинам редко нравится, когда женщина знает слишком много или хорошо соображает. Или хотя бы выглядит умной и ученой. Я думаю, это потому, что большинство мужчин не так уж много знают, а котелки у них варят и того хуже.
— Только, пожалуйста, вот не надо при таких словах жечь меня праведным взглядом! — фыркнул Эалстан, и Конберга рассмеялась. Он сграбастал еще одну сливу.
— Ладно, эту можешь взять, но больше ни-ни! И если ты надеялся, что сможешь стащить еще, то это лишь доказывает, что и у тебя котелок не очень-то соображает.
Теперь расхохотались оба. Дверь со двора открылась, и вошел Сидрок, похоже, привлеченный весельем. Увидев в руке кузена сливу, он тоже схватил одну. Тут уж Конберга ничего не могла поделать: раз Эалстану можно… Она махнула рукой и снова занялась тестом.
— Чему радуемся? — набив рот, поинтересовался Сидрок.
Внешне двоюродные братья были довольно похожи. Только нос у Сидрока больше напоминал репу, чем лезвие серпа.
— Завязли в задачках по счетоводству, — небрежно бросил Эалстан.
— Мужские проблемы, — добавила Конберга.
Сидрок озадаченно уставился на них, потом с подозрением осмотрел недоеденную сливу:
— Это что, пока я не смотрел, она успела превратиться в бренди?
Эалстан и Конберга, не сговариваясь, одновременно пожали плечами, что вызвало у обоих новый взрыв хохота.
— Да вы, похоже, оба умом тронулись! — сердито засопел Сидрок.
— Ты совершенно прав! — согласился Эалстан. — Ибо сказано, что задачки по счетоводству в больших дозах…
— …вкупе с ежеквартальными отчетами, — подхватила сестра.
— Именно, с ежеквартальными! — согласился Эалстан. — Так вот, задачки по счетоводству в больших дозах вкупе с ежеквартальными отчетами вызывают кальциноз мозга!
— Ты сам-то понял, что сказал? — окрысился Сидрок.
— Кальциноз суть отвердение. Это значит, что мой мозг превращается в камень, прям как твой. Вот когда альгарвейцы потребуют от тебя твердых знаний, сразу все прочувствуешь!
— Думаешь, ты такой умный, да? — с кислой улыбочкой выдавил Сидрок. — Что ж, очень даже может быть. Ну и что из этого?! — Он взвизгнул. — Ну что из этого, я хочу знать! Что ты с этого будешь иметь? Что получишь?
И зашвырнув косточку в мусорник и не дожидаясь ответа, он вылетел из кухни.
Лучше бы он не задавал этого вопроса. Это было как удар под дых. Эалстан обернулся к Конберге и, пользуясь отсутствием кузена, спросил уже всерьез:
— Так что действительно даст мне моя ученая голова? А тебе? Нам все равно ничего не светит.
— Тогда, может, тебе так и остаться тупым неучем? В этом случае уж точно ничего светить не будет. — Сестра вздохнула, помолчала и добавила: — Но если у тебя есть голова на плечах, рано или поздно ты станешь таким, как папа. А это уже не так уж плохо.
— Нет, — грустно возразил Эалстан. — Ну даже наш отец, посмотри, — кто он сейчас? Счетовод в оккупированном королевстве, где хозяева больше не разрешают нам учиться на счетоводов.
— Но ведь тебя-то он учит. И меня учит. И как это назвать, как не борьбой с рыжиками?
— Да, ты права, — Эалстан вновь покосился в сторону гостиной: отец с дядей все еще спорили. Он глянул на сестру — с не меньшим изумлением, чем когда узнал, что она учится счетоводству. — Иногда мне кажется, что я тебя совсем не знаю.
— Похоже, мне надо отвыкать разыгрывать из себя дурочку. А то, неровен час, заговорю как Сидрок.
— Нет, он вовсе не дурачок. Особенно когда не хочет таковым казаться. Я это видел не раз.
— Не дурачок, это верно, — кивнула Конберга. — Но ему плевать на все, что творится кругом. Он же, как и его отец, счастлив, что Фортвегом теперь правит Альгарве. Предел их мечтаний — приспособиться и выжить. А я? Я буду сражаться до конца. Если сумею.
— И я тоже, — произнес Эалстан, только сейчас сообразив, что отец учит его гораздо большему, чем науке счетоводства.
Краста никак не могла решить, какую из двух меховых накидок сегодня надеть: рыжую лису или куницу?
— Он ждет вас внизу, сударыня, — напомнила Бауска.
— Подождет, — бросила маркиза, наконец-таки выбрав лису.