— Знаю, — тоскливо ответил Теальдо. — Я сам из таких краев. Пошли. Прежде чем вышибить ункеров из Котбуса, надо их сначала из того леска выкурить.
Едва альгарвейцы осмелились вступить в лес следом за ункерландцами, как ядромет осыпал опушку снарядами. Но заклятая смерть летела вслепую, не разбирая цели, и солдаты конунга Свеммеля оказали отчаянное сопротивление отряду капитана Галафроне, когда альгарвейцы вступили в бой: порою доходило до рукопашной — на ножах и перехваченных на манер дубинок жезлах, — когда противники сталкивались лицом к лицу.
Отдельные ункерлантцы сдавались в плен, но большинство сражалось до смерти или отступало на северо-запад, чтобы где-нибудь дальше вновь навязать бой наступающему на Котбус противнику. Стоило подчиненным Галафроне выйти из леса, как ункерлантский ядромет открыл по ним огонь, заставляя прятаться в сугробах.
— Я в восторге, а ты? — просипел Тразоне, поворачивая голову, чтобы снег не набивался в рот.
— Тоже, — ответил Теальдо. — Но мы наступаем, клянусь силами горними. Мы еще доберемся до них!
Глава 9
Дорога из Громхеорта в деревню Хвинка была вымощена только до половины. Бембо убедился в этом на собственном опыте, утонув в грязной луже по щиколотку. Ругаясь по-черному, жандарм выкарабкался из маленького болотца на относительно твердую землю.
— Пожалей мои уши, — буркнул Орасте, тоже испачкавший ботинки. — Доберемся наконец до этой клятой дыры, вот там на ковнянах и отыграешься.
— Силы горние, придется, — прорычал Бембо. — Если б не они, сидел бы я в казарме, теплой и уютной. — Пожалеть себя он был готов в любой обстановке. — И вообще, если б не эти сволочи поганые, и войны бы никакой не было. Сидел бы я дома в Трикарико, счастливый, как устрица на берегу, а не таскался бы по вонючему Фортвегу.
Сержант Пезаро покосился на него.
— Не забывай, приятель: ты каунианам кости моешь, а они — тебе. Едва ли их будет так же легко собрать, как в этом, как его… Ойнгестуне. Слишком много слухов разошлось про то, что с ними случается на западе.
— Сами напросились, — с глубоким убеждением отозвался Орасте. — Бембо прав, сержант, если б не они, так и войны бы не было.
Бембо забеспокоился, все ли в порядке с головой у его напарника — обыкновенно Орасте не соглашался с ним ни в чем. А еще он сомневался, что кауниане вправду заслужили свою судьбу. Большую часть времени он старался не вспоминать о ней. Помогало плохо. Ему приказали собрать кауниан и отправить на запад. Что с ними случится затем — не его забота. Ну так что толку гадать о том, кто чего заслужил?
Жандармы миновали крохотную деревушку из полудюжины домов. Половшая сорняки в огороде старуха подняла голову. Нос ее походил на серп, подбородок почти смыкался с ним, лицо покрывала плотная сеть морщинок, улыбка… От улыбки ее у Бембо захолонуло в груди. Видывал он в своей жизни немало вышедших на покой бандерш, но ни одна из них не могла бы сравняться с фортвежской каргой в злобном древнем торжестве.
— Здесь чучел нет! — крикнула она на скверном альгарвейском, еще искаженном беззубым шамканьем. — Чучел там ! — Она указала на север, по дороге на Хвинку.
— Знаем, бабка, знаем! — ответил Пезаро.
Гнусно хихикнув, старуха вернулась к своим сорнякам.
— Любит она ковнян, — хохотнул Орасте, — не меньше нашего.
— Я заметил, — сухо молвил Бембо. — С многими фортвежцами так, да?
— Пошевеливайтесь, вы! — бросил Пезаро.
С тех пор как его перевели в Фортвег из Трикарико, сержанту пришлось отшагать больше, чем за все годы с того дня, как его повысили в чине и позволили уютно замуроваться за столом в участке. Он потел и задыхался, но продолжал переставлять отяжелевшие ноги, неудержимый как поток и неумолимый как обвал. Что же касается Бембо, тот мечтал о передышке. Но Пезаро ему передышки не дал.
Прошло не меньше часа, когда Орасте, указав куда-то вперед, заметил:
— Вон там, должно быть, деревня. Жалкая дыра, похоже на то. Скольких нам оттуда предписано забрать, сержант?
— Двадцать, — хрюкнул Пезаро. — Там, должно быть, двадцати человек общим счетом не наберется, не говоря уже о двадцати каунианах. А если недоберем норму, нас же и обвинят. — Он пнул придорожную кочку. — Подлая штука жизнь.
— Сержант! — проблеял молоденький жандарм по имени Альмонио.
Бембо глянул на него с изумлением: обыкновенно юноша вообще рта не открывал.
— В чем дело? — Пезаро удивился не меньше.
— Сержант… — Альмонио же явно жалел, что вообще заговорил. Он прошагал еще немного и продолжил: — Когда мы доберемся до этой Хвинки, сержант… разрешите не участвовать в сборе кауниан?
— Чего-чего? — Пезаро воззрился на него, точно на двойную радугу или золотого единорога. Или другого какого уродца. Широкая ряха его омрачилась. — Хочешь сказать, у тебя кишка тонка для этого дела?
Альмонио жалко кивнул.
— На то похоже. Я же знаю, что с несчастными сучьими детями потом случится… не хочу, чтобы на моей совести такое было.
Глаза Бембо понемногу вылезали из орбит.
— Силы горние, — шепнул он Орасте, — да сержант его сейчас без соли съест.
— Точно. — Рослого жандарма подобная перспектива, казалось, привлекала.
Пезаро, однако, глянул на отступника скорее с любопытством, нежели с презрением.
— Предположим, — заметил он, — что мы загоняем чучелок, а те возьмут да на нас бросятся? И что ты тогда будешь делать, Альмонио? В сторонку отойдешь, покуда кауниане твоих товарищей режут?
— Нет, конечно, сержант! — возмутился Альмонио. — Просто из домов не хочу их вытаскивать, вот и все. Грязное это дело.
— Война вообще дело грязное, — отозвался Пезаро, но без особой злости. Он потер все три подбородка и решительно ткнул в упрямого жандарма пальцем: — Ладно, Альмонио, вот что мы с тобой сделаем сегодня: пока остальные собирают кауниан по домам, стой на страже. Если дернутся — если хоть вид сделают, что сейчас дернутся, — пали без раздумий. Понял?