Соньи ухмыльнулся и подмигнул Куну и остальным ребятам из отряда, набранном в основном из жителей долин и обитателей островов Балатон.
– Хоть тут кругом нет ни одного ункера, все равно держите ухо востро! Неровен час, вас схватит за задницу и утащит к себе какая-нибудь горная обезьяна!
Кун бросил на него острый взгляд поверх очков и парировал:
– Я вижу здесь лишь одну горную обезьяну – тебя!
– О нет, ты их еще не видел, Кун, – подхватил шутку Соньи Иштван. – Ты их еще не видел, а вот они тебя уже отлично видят!
– Ха! – Кун спихнул с тропы осколок камня. – Раз этих проклятых тварей нет ни в одном зверинце, я ни в жисть в них не поверю! Бьюсь об заклад, что девять из десяти историй о них – бабушкины сказки. Морочьте головы другим дуракам, а меня, – он постучал по своей хилой груди, – на мякине не проведешь!
– Думай как хочешь, – пожал плечами Иштван. – Только еще бабушки говорят, что тот, кто считает других дураками, сам наипервейший дурак и есть.
Кун злобно пнул еще один камень, но сержант оставил его выходку без внимания. Его глаза внимательно разглядывали нависающие над тропой утесы – за ними вполне могли прятаться горные гамадрилы и следить за их отрядом. Годы, нет, столетия тому назад люди выселили этих тварей из теплых долин и загнали на эти заледеневшие высоты. И людей они с тех пор ненавидели и опасались. Но это вовсе не значило, что они не могут напасть на отряд, просто они хорошо умели выбирать место атаки.
Один из новичков в отряде, широкоплечий Каничаи, заметил:
– Один мудрец меня как-то битых два часа убалтывал, что горные гамадрилы – это и не гамадрилы вовсе, то есть они совсем не такие, как обезьяны в джунглях. И еще он говорил, что вести себя с ними нужно как с людьми, но только о-о-чень тупыми.
Солдаты приняли его заявление как шутку и на протяжении следующих нескольких миль пути вовсю веселились на эту тему: у каждого нашелся свой кандидат, который соображал как горная обезьяна, – от друзей и знакомых до конунга Свеммеля и большинства ункерлантцев.
– А мы-то чем лучше? – вдруг ни с того ни с сего взорвался Соньи. – Будь у нас ума побольше, смог ли нам хоть кто-нибудь приказать ползать по этим проклятым горам?
– Э нет, погоди, – возразил Каничаи. – Мы стали воинами по воле звезд. И потому делаем то, что нам надобно делать.
Сей аргумент послужил причиной тут же вспыхнувшей перепалки: Иштван и Кун встали на сторону Соньи, а новички, еще не бывавшие в сражении, – на сторону Каничаи.
– Вам еще только предстоит это понять, – сказал Иштван. – Да, мы воины. Это означает лишь то, что мы умеем драться и не боимся вступать в бой. Но спросите любого, кто побывал в бою, как ему это понравилось, и вам много чего порасскажут.
– Но сражаться с врагами Дьёндьёша – великая честь и слава! – заявил Каничаи. – Когда мы исполняем долг настоящего мужчины, звезды небесные сияют ярче!
– Да, это великая честь – валяться в окопе под проливным дождем, пока противник сверху засыпает тебя разрывными ядрами! – разозлился Иштван. – И великая слава тому, кто, подкравшись к присевшему под кустиком со спущенными портками куусаманину, перерезает ему глотку ради куска хлеба!
Каничаи онемел от злости, но Иштван, сам прошедший процесс превращения рекрутов в солдат, знал, как там промывают мозги. Вся эта патетика хороша до поры до времени. Сержант предпочитал, чтобы в бою его прикрывали бывалые ветераны, а не восторженные идиоты, рвущиеся в атаку там, где разумнее отступить.
Хотя на данный момент это было не так уж важно. Ункерлантцы не оказывают никакого сопротивления – их вообще здесь нет. Может, пока они воюют на востоке, Дьёндьёш захватит под шумок некую часть их земель. А может, им просто не нужны эти безлюдные горы – если б они принадлежали Иштвану, он бы пальцем не пошевелил, чтобы их сохранить!
Вечером отряд расположился на ночевку на самом ровном участке меж скал, какой только удалось сыскать. Был он невелик, да и ровность его была весьма относительна.
– Выставим караул, – сказал Иштван. – Три смены по два человека.
Назвав имена, сержант подумал, что одно из наиболее приятных преимуществ его служебного положения в том, что ему самому заступать в караул уже не надо. Предвкушая сладкий сон до утра, он завернулся в одеяло и с улыбкой на губах заснул.
Но не прошло и минуты, как кто-то тряхнул его за плечо, и сержант мгновенно проснулся – сказывалась выучка острова Обуда. Там солдат, не готовый вскочить и действовать за одну секунду, мог остаться лежать на земле навсегда.
Вокруг было темно, лишь едва тлели угольки костра.