— Что ж, договорились, — сквозняк шевельнул волосы, и живое видение растаяло.
И только тогда Анни почувствовала, что сердце чуть ли не выпрыгивает из груди. Разом очнувшись и с трудом подавив рвущийся наружу вопль, она глянула на часы и вернулась в повседневность:
— Опа-аздываю!..
Рутина и волшебство не всегда противоречат друг другу: за морем могло жить и цвести что угодно, но для Анни начинался рабочий день, похожий на все предыдущие.
***
Ночью она увидела мухоморы. Заснуть удалось на удивление легко, несмотря на волнение и предвкушение; и вот Анни перенеслась в нездешний лес, полный грибов. Они росли под деревьями, обгрызали кору, чавкали под ногами, пахли сыростью и резали глаз ядовитым кружевом.
— Здорово, — выдохнула Анни, присев на корточки и не зная, чем еще заняться в живом болоте.
— Тебе правда нравится? — скептически спросило дерево. — Ну и вкус у тебя.
— О, и ты здесь? — Анни стало смешно. — Спасибо, что исполнил мое желание! А теперь можешь это убрать?
— Нет, — отрезало дерево, а точнее, некто, прячущийся в его дупле. — Кстати, попробуй грибочек, не отравишься.
Анни протянула руку к ближайшему мухомору, оторвала шляпку, пригляделась. Бледные пятна на красном покрове. Цвета дрожали, нервные, неприятные.
— За морем, — зачем-то произнесла она, — не растут мухоморы?
— Это что, экзамен? Ведь ты сама все видела.
— В семнадцать лет.
— И то верно. Для тебя прошло достаточно времени, чтобы ослепнуть.
Шляпка гриба в руке резко посерела. Анни сидела, не шевелясь, и думала о том, почему ее задели слова говорящего дерева. В семнадцать лет, едва окончив школу, она повела себя как романтичная дурочка, ищущая интересной жизни, и очень повезло, что все обошлось без тяжелых последствий. Некоторые, у кого мозгов не больше, выныривают из приключений с неоплатными долгами или нежеланным ребенком на руках; Анни отделалась запертыми внутри воспоминаниями о стране за морем. Сегодня те места казались искаженными, нереальными. Будто приснились.
— Ты много знаешь о людях. — Она глянула в сторону дерева с уважением.
— Я люблю наблюдать за ними.
— Придешь еще? Исполнишь другие желания? — Анни машинально сунула кусок мухомора в карман платья — белого, любимого, в котором отправилась путешествовать в семнадцать лет. Интересно, откуда оно здесь взялось?
— Если захочешь.
***
Анни день-деньской набирала гранки, изредка отрываясь от шрифт-кассы и разглядывая пыльные разводы на собственных башмаках. Работа была муторная и скучная. Во время перерывов коллеги курили, сплетничали и зубоскалили. Анни чувствовала себя чужой, не могла и не желала поддержать ни один разговор. Иногда хотелось расцарапать себе щеки от тоски и неприязни к немногим людям, что ее окружали. Но менять место Анни боялась: вдруг на новом будет еще хуже? Решительность и амбиции покинули ее в семнадцать лет.
После школы Анни собиралась стать врачом, но провалила экзамены в медицинский университет. С тех пор на полке прописался анатомический атлас, а рядом с ним — россыпь разномастных учебников по химии и биологии. Еще год после неудачи Анни усиленно занималась, но в день начала вступительных испытаний проснулась совершенно больной и решила, что никуда не поедет. Тогда же мать намекнула, что более не планирует содержать дочь, которая, похоже, записалась в вечные абитуриенты.
Пришлось забросить учебники и искать работу. Переменив несколько мест и городов, в двадцать два года Анни оказалась в наборном отделении крупной типографии. Подобралась и квартира — безвкусно обставленная, давно не знавшая ремонта, но зато дешевая. Атлас переехал вместе с Анни. Иногда по вечерам она листала его, пока глаза не слипались. Он и стал последним якорем юности, блекнущей и отступавшей все дальше. Годы шли, университет уже выглядел не более реальным, чем путешествие за море, хотя Анни почти каждые выходные прохаживалась возле главного корпуса. Дерзкие мечты и безрассудные поступки сменила хроническая усталость. Ни один молодой человек не задерживался у Анни надолго.
Примерно раз в месяц поднималась тема: «Почему ты одна». «Почему ты одна?» — как бы невзначай интересовались коллеги; вздыхала мать в часы редких визитов; спрашивала своим дыханием каждая идущая навстречу влюбленная парочка. «Так почему же?» — недоумевало отражение в зеркале.
«Я не одна», — врала Анни коллегам; «я ищу мужа», — успокаивала она мать; «я буду так же счастлива», — думала вслед парочке. И только отражению лгать не получалось. Оно печально кривило рот — в полном согласии с мыслями Анни — и напоминало о том, что ей уже двадцать семь.
— Почему ты одна? — спросил волшебный зверек на следующий вечер после сна с мухоморами.
Анни как раз притащилась с работы — серая и раздраженная.
— Значит, платья из моей юности ты видишь, а в личной жизни разобраться не можешь? — отмахнулась она, стараясь не удивляться тому, что существо снова явилось без приглашения.
— Мне было интересно твое мнение, — пояснил пришелец. — По-моему, ты избегаешь серьезных отношений, но я не понимаю, почему. Неужели лучше быть одной? И надрываться на обезьяньей работе, пока не высохнешь? Да ты уже…
— Тебе что за дело? — Анни уселась в кресло, прикидывая, прилично ли будет начать переодеваться перед странным гостем.
— Чтобы исполнять желания, нужно хорошо знать душу заказчика. Ты попросишь розовое дерево посреди синей пустыни, имея в виду дуб, а я посажу эвкалипт. Еще и цвета перепутаю. Ужас ведь? И потом, твой восторг должен быть детским, иррациональным, а для этого мне нужно знать тебя лучше, чем ты сама… Так почему ты одна?
Анни сцепила пальцы в замок, пряча глаза от того, кто решил влезть в душу во имя ночных прекрасных сказок.
— А если я отвечу, ты покажешь мне его?
— Кого? Твоего возлюбленного? Которого ты не можешь забыть, в то время как он и не в курсе, что ты тут прозяба…
— Что за наивный сюжет, — фыркнула Анни. — Я передумала. Покажи мне котят. Милых, мурлычущих, чтоб ластились ко мне.
— Ты опять тратишь ночь на всякую ерунду? — В бесцветном голосе скользнула насмешка.
— Когда тебя любят, это вовсе не ерунда.
***
Через две недели создатель снов как будто заскучал. Появившись из кармана халата Анни воскресным вечером, едва та села ужинать, он в ультимативной форме заявил, что поищет себе человека поинтересней.
— Это ни на что не похоже, — пожаловался он, перетекая на вилку, которую Анни не успела донести до рта. — Ты ведь не пустышка, я чувствую по твоим воспоминаниям, так почему же ты просишь такие пустые сны?
— Не понимаю, о чем ты, — возразила Анни без особого энтузиазма. — Вчера ведь была целая поляна фиалок.
— Ха! Подумать только! — Зверек забегал по столу, мгновенно нарастив себе десяток пушистых лап. — Я мог бы показать тебе сады из других миров, где цветут невообразимые цветы. Ты не знаешь и сотой доли моих возможностей! Зачем тебе скучные глупости, когда я могу воссоздать каждое твое воспоминание, вдохнуть жизнь в любой образ, какой подскажет твое воображение? На что тебе фиалки, щенята, бантики?
Анни взирала на его метания с живым участием.
— Зачем? Чтобы не видеть кошмары, например, — пояснила она. — Ты знаешь, меня иногда беспокоит один. Он цветной и подробный. И крутится вокруг одного человека. Который однажды, наверное, разбил мне сердце.
— Наверное? Сколько ж лет назад это было? — спросило существо и расползлось по тарелке.