Толпа молчала, внимая каждому слову. Жалкие создания без воли… Устрашённые такой резкой сменой власти, отмеченной публичными расправами над неугодными, подданные не осмелятся возражать сар-володу. Сейчас. Потом, может, они и передумают, когда с них спадёт гипноз, наверняка поднимутся волнения — но будет уже слишком поздно сместить законного наследника. Пока что они просто стоят в зале под балконом — кто готовый служить отчизне, Тьме и Герусет, кто плохо скрывая злобу, кто хитро блестел очами, раздумывая над выгодой, а кто тускло закатывал глаза, как травоядное животное. Но когда хоть кто-либо из них измыслит, как воспротивиться воле сар-волод, та уже найдёт способ их приструнить.
— Тьма подарила вам век побед и благоденствия, — продолжала воцарившаяся наследница, — подарила вам свободу… А вы воспользовались ей лишь для того, чтобы уничтожить лучшего её служителя, проводника высшей воли и мудрого управителя, при котором мы вели непростую, но счастливую жизнь вдали от сетей и виселиц Светлых. Тьма до сих пор вас любит — даже после того, как вы подтёрлись лучшим её даром для вас — моим отцом! Кто любит, тот желает научить уму-разуму, кто обучает — тот строг и справедлив. Если вашего разума ещё недостаточно для того, чтобы отличить свободу от разбоя, а волю от лиходейства — пока ваша совесть спит, её заменит закон. И чтобы более никто не пострадал зазря и не погибали невиновные, каждый из вас обязан с этим законом ознакомиться. Его зачтут здесь после моей речи, он будет высечен на прежде гладких стенах Квадратного Дома, написан во многих книгах. Отныне всякий, кто нарушит мой закон, предаст Аменемхата и Нашар — его память и его творение. А как я обращаюсь с предателями, вам известно. На то моя воля!
Герусет развернулась и сошла с балкона, чтобы уступить место чтецам. Велеяр, брат Герусет и сар-волх — хмурого вида пушистый с белой каймой на чёрных перьях — встретил её в примыкавшей к площадке балкона комнате.
— Закон приносит порядок, но не только «чернь» может творить беспредел, — высказал он сестре сквозь зубы, но без страха.
— Их жестокость погубила Нашар так же, как умертвила нашего отца. А моя строгость сохранит и народ, и землю, — помня звенящие в голове слова Аменемхата, в своём решении сар была непреклонна.
— Ценой свободы? — Велеяр, сын Аменемхата, втянул воздух через ноздри, борясь с возмущением. Это лишь позабавило и умилило Герусет, но серьёзная морда этого не выдала:
— Ценой вседозволенности.
— Мне неведомы цели мудрой Владычицы, — прираспахнула Артара крыло и снова сложила. — Я ведь не Воплощение, как ты, господин. Вопроси об этом Тьму, если ты пока не желаешь отлететь ко сну. Правда, Арма говорит часто, что слуга Тьмы должен всегда бодрствовать… Можно ли узнать, чем сон вреден?
— Наверное, имелся в виду сон невежества, — предположил укладывающийся в предоставленное ему гнездо новоиспечённый дракон. — Аллегория.
— А что вообще есть сны? — Артара повернулась, садясь на матрасе по-турецки. Конечно, драконы наверняка называют такую позу иначе. Вдобавок драконочка ещё и подрасправила крылья. — Откуда они берутся? Их кто-то посылает нам? Или мы сами создаём их?
Александр-Варлад понятия не имел, как объясняют сны драконы, и опасался, что может ляпнуть что-то не то. Но Артара явно не проверяла, а лишь интересовалась. Потому бывший человек решил обьяснить как мог, пользуясь теми сведениями, что вычитал из оккультных сочинений на Земле:
— По большей части сон это создание воображения. Но во время сна или близкой к ней медитации душе намного проще выйти из тела и посетить иные миры, нежели наш. Надо лишь уметь управлять этим. Сны могут быть личными, но есть и пространство «общих снов» — мир, немного менее плотный, чем наша вселенная, обитель духов.
Артара почесала когтем за ухом.
— То есть, сон — это не принадлежащее мне что-то, а нечто общее, которые посещается самыми различными драконами? Но почему тогда сны такие разные? И почему бывает время, когда ничего не снится, а иногда — что просыпаешься от страха?