Впереди, за поворотом на Круа-де-Труа, послышался шум. Не дожидаясь приказа, стражники ускорили шаги. Через минуту Кер уже безошибочно различил звуки самого настоящего погрома.
Не меньше двух десятков человек колотили палками о ставни, сопровождая это занятие громкими воплями и браню. К мужским голосам примешивались два женских. Первый – хриплый и пропитой голос давней обитательницы квартала Виль – де – Амур, [21] второй – писклявый, еще девчоночий.
Шум и выкрики продвигались в их сторону.
Послышался треск разбиваемой камнем черепичной крыши.
Впереди не бандиты, а кто – то, не считающий нужным скрываться.
Это могут быть рыцари («мда, только этого не хватало») гарнизонные солдаты («ну с этими то страже не впервой иметь дело») или…
– донесся залихватский голос.
Кер сплюнул. Все ясно – впереди были школяры. Придется подраться.
Студенты причиняли страже – хоть дневной, хоть ночной, хлопот немногим меньше, чем воры и бродяги. Одних и тех же драчунов и буянов иногда по двадцать раз приходилось таскать в тюрьму, да все без особого толку.
Судили их епископ и ректор, а они были весьма снисходительны к проделкам своих подопечных.
– Е… ее – тяжелая езда:
Качается п… туда – сюда,
– продолжал голосить невидимый за поворотом певец.
Пришлось е… ее, подпрыгивая в такт,
– нестройно подхватили слова одной из любимых студенческих песен сразу дюжина голосов.
– Клянусь Цирцеей – вечно все не так!!
– Эй, стража идет – почивайте с миром! – выкрикнул Борю, приложив ладони ко рту.
– Эй, школяры идут – прочь с дороги, кому жизнь дорога! – донеслось в ответ из-за угла. За этим последовал издевательских гогот.
Позади него кто-то шумно вздохнул, кто-то вполголоса выругался, должно быть вспоминая синяки и шишки, полученные в стычках с буйными недорослями.
– Давай вперед, ребята, покажем соплякам, что такое парижская стража! – бросил Кер, не оглядываясь. – Только не ухайдакайте никого – бейте древками.
Пикардиец, осклабившись, сорвал с пояса плетку, которую предпочитал любому оружию. Сыромятный ремень с гудением рассек воздух.
– Не хватайся за плеть, – осадил его капитан – выхлестнешь не дай Бог кому глаз – греха не оберешься, объясняйся после с епископским судом…
«Веселенькая же выдалась ночка!» – промелькнуло у него.
Покидая «Завещание поросенка», Жорж Кер, конечно, не обратил внимание на высокого смуглого бородача, сидевшего в углу, который, поглощая солянку, время от времени улыбался каким-то своим мыслям.
А случись запомнить его – подивился бы неисповедимости путей провидения.
Глава 3
В начале месяца мая Светлая Дева, собрав достаточные по ее мнению силы, решила, наконец, двинуться в решающее наступление. Подчиненные ей армии начали стягиваться в направлении Парижа. Как это часто бывает, несмотря на упорную подготовку и долгое ожидание, враг застал обороняющихся врасплох, и выступившие навстречу ей под началом маршала Жана, графа де Клермона и герцога Афинского войска были куда меньше по числу, чем можно было ожидать.
Сам маршал, однако, этим обстоятельством вовсе не был обеспокоен.
По его глубокому убеждению, все предыдущие победы мятежников объяснялись исключительно попущением Божьим, да еще малочисленностью королевских воинов.
По пути к нему присоединялись отряды дворян северных провинций, но они не слишком заметно увеличили численность его армии.
На четвертый день они вышли к среднему течению Авра, неподалеку от городка Верней.
В оказавшейся на их пути прибрежной деревне остались только полдюжины немощных стариков.
Все прочие бежали на тот берег, страшась расправ – де Клермон выжег начисто несколько селений, встретившихся на пути, в которых, по мнению маршала, замышляли бунт. При этом беглецы потопили паром и увели почти все лодки, кроме десятка дырявых посудин.
Собравшиеся в маршальском шатре выслушали доклад одного из лейтенантов, посвященный тому, что удалось узнать разведчикам.
Предположительно, им противостояло около тридцати тысяч человек.
Сейчас они расположились на другом берегу, неподалеку от реки, став лагерем.
Остановившись кто где, они разожгли костры и отдыхают; но не сегодня – завтра намеренны переправляться через Авр.
Нападения они не ожидают, но внезапно ударить на них не получится. Ближайший брод через хотя и неширокую, но глубокую речку в двух часах конного пути отсюда, и возле него выставлены дозоры – единственное, чем мятежники озаботились. Позади противостоящего войска, в двух – трех днях пути стояло больше пятидесяти тысяч мятежников. Именно с ними и находилась их предводительница. Захваченные разведчиками мужики и не думали скрывать, что вся эта масса людей идет осаждать столицу королевства.
– Что будем делать? – спросил барон де Госсе, правая рука де Клермона, когда лейтенант закончил доклад. – У нас всего шесть знамен, [22] не наберется и четырех сотен копий. Есть еще пехота, но, правду сказать, обучена она немногим лучше, чем те холопы, против которых мы идем. Думаю, надо дождаться начала переправы, и атаковать их именно в этот момент.
Затем по очереди высказались и остальные капитаны.
В общем, они соглашались с бароном, упирая на недостаточность сведений о враге и необходимости разбить его малой кровью.
Наконец поднялся маршал Жан.
– Прежде всего необходимо переправиться на другой берег, и не где-нибудь, а именно здесь, – начал он не допускающим возражений тоном.
Рыцари недоуменно переглянулись.
– Для этого, – невозмутимо продолжил де Клермон, – пусть ваши люди – те, кто умеет держать в руках топор, срубят плоты, а из них мы соорудим наплавной мост. Так в свое время поступил Ираклий Византийский перед битвой за Пирей. Переправившись, мы разделимся на две части, после чего идем навстречу бунтовщикам и атакуем. Действуем как обычно. Первая линия проламывает боевые порядки, не останавливаясь, затем разворачивается и вновь бьет уже с тылу, навстречу второй. Бунтовщики попадут между нашими рыцарями, как между молотом и наковальней.
– Но ведь тогда, мессир, в тылу у нас окажется река, – неуверенно протянул кто то.
Де Клермон резко обернулся в его сторону.
– Вы что: собираетесь отступать?
Вскоре в небольшой рощице неподалеку застучало множество топоров, затрещали растаскиваемые на доски и бревна убогие халупы, наиболее рьяные взялись даже за деревья в крестьянских садах.
Не прошло и двух часов, как наскоро починенные рыбачьи плоскодонки с натугой поволокли через реку связанные цепями и обозной упряжью плоты.
Вскоре оба берега были соединены и началась переправа.
Кони спотыкались, попадая копытом в щели между стволами, вода заливала колышущиеся бревна, но, против ожидания, переправа прошла благополучно, если не считать утонувшего конюшего.
На другом берегу рыцари разбились на два больших отряда, или по старому говоря – «крепости». Первый возглавил норманн Сигурд де Байе, лишь вчера присоединившийся к армии герцога, второй – де Госсе. После этого они тронулись в путь.
Но не прошло и нескольких минут, как передовые разъезды буквально нос к носу столкнулись с быстро идущими навстречу им бунтовщиками – должно быть разведчики все же у тех имелись. Вскоре противники уже стояли друг против друга.
Выстроившись без всякого порядка, сплошной массой – кое-где можно было насчитать до двух десятков рядов, бунтовщики изготовились к обороне. Вооружены были они самодельными пиками и неуклюжими рогатинами, но больше всего было неизменных вил, цепов и кос.
21
Виль – де – Амур – полуофициальное название нескольких улиц, неподалеку от Нотр-Дам-де-Пари, где была сосредоточенна большая часть парижских публичных домов.
22
Знамя – высшее воинское подразделение в европейских армиях описываемого времени (старофранцузское le ban). Знамя делилось на «копья» каждым из которых командовал рядовой рыцарь («бакалавр»). Численность копья могла доходить до пятидесяти человек, хотя обычно редко превышала десяток-другой. Общая численность знамени составляла от 500 до 3000 человек (примерно 30—50 «копий») В состав знамени входили исключительно конные воины, а пехоте отводилось второстепенная роль, она использовалась главным образом для гарнизонной службы, и при штурме крепостей.