- Эгей, великий лорд, - окликнул он проходящего путника. - Сказать твое будущее? Не спеши прочь от славного Прост-Каменца, не узнав, что Судьба держит в загашнике. Вот небогатая тучность, известный как великий некромант, чтобы предсказать твое будущее. Всего только одна крона, лорд, и важное колдовство окутает твою персону. Одна-разъединственная крона - и твое богатство само будет защищено от всякого злого заклинания.
Путник плюнул в сторону толстяка и вышел, не задерживаясь, из Драконовых ворот. Его яркая колесница, окутанная дымом благовоний, миновав статуи крылатых львов и уродливых горгулий, проехала между двумя гигантским драконами зеленого камня - Огненноглазым и Пламяязыким.
Салтимбанко с помощью одного из черепов своей коллекции чревовещательным голосом проклял путника. Несмотря на ругань, ребятня визжала от восторга. Они позвали своих друзей-приятелей. Толстяк продолжил, направив обличительную речь на себя, чтобы привлечь больше хулиганского отродья. Его большие темные глаза зловеще прищурились - совсем как у Огненноглазого дракона у ворот.
Он начал долгое черное колдовство, призывая гром, молнии и огонь с небес обрушиться на маленьких пострелят. Ничего не произошло. Его магия была фальшивой - хоть и впечатляла, - и дети знали, что он мошенник.
- Тьфу! - фыркнул Салтимбанко, поджав толстые губы на круглом как дыня лице. - Тьфу! - Разговаривая с самим собой, он бормотал: - Великий могучий богатый Прост-Каменец, вожделенный карбункул моей матери. Три холодных дождливых несчастных мня сидения у знаменитых Драконовых ворот - и ни шекеля. Ни одного мелкого прозеленевшего насквозь медяка не бросили этой смиренной, готовой помочь душе. Что это за странный город? Здесь никакой прибыли, разве что плевки и дерьмо мерять в шекелях и талантах. О Салтимбанко, мой самый близкий и мягкотелый, друг из друзей моего сердца, пришло время странствовать, поискать большое зеленое пастбище на другой стороне горизонта, Может быть, есть более суеверный мир, где люди верят в богов и духов и в силы великого некроманта. Сам-друг, следовало бы отправиться в легендарное королевство Ива Сколовды.
- Оу-у! - отвечал сам себе жуликоватый чародей, тряся животом. - Так далеко! По всяком здравом рассуждении эта дородность не способна идти так далеко! Большой и хорошо упитанный вечный студент философии может исчахнуть от перенапряжения, еще даже не отшагав изнурительную двадцатую милю!
Видя, что ленивая натура потребует убеждений, его авантюристская сторона представил свой наиболее важный - и наименее правдивый - аргумент:
- И, тучный, какое ужасное будущее состоится, буде карга-жена сам-друга обнаружит, что ее непокорный супруг вернулся в неблагодарный Прост-Каменец? Произойдет кровавейшее убийство прямо в сердце этих вшивых улиц. - Он выдержал паузу, Давая время на размышление. Из-под ресниц Салтимбанко проверял реакцию наблюдавших за ним пацанов. Они замолкли, впечатленные его словами. Они созрели. - И более того, - объявил он сам себе. - Если человек с нежными ногами, это еще не значит, что сам-друг должен прошагать много миль долгого пути до Ива Сколовды. Разве мы не можем с нашими многими талантами и при поддержке верной нам шайки молодежи случайно умыкнуть какой-нибудь богатый транспорт?
Лицо толстяка посветлело при мысли о краже. Он ответил сам себе:
- Эгей! Когда смотришь в лицо клыкозубой необходимости, эта тучность способна на все, что угодно. Жена? Эгей! Какая чудовищная мысль! - Несколько мгновений он молчал, затем поднял; глаза, отобрал полдюжины пацанов и подозвал их поближе.
На следующее утро обитатели Драконовых ворот, среди которых были хозяева, готовые ободрать неосторожных путешественников, увидели необыкновенный спектакль. Смуглый толстяк в роскошной гоночной колеснице, расписанной гербами знатного рода, спешно уносился из города. За колесницей бежала кучка хохочущей оборванной ребятни. Позади них, неотступно преследуя повозку, но задерживаемая мальчишками, следовала добрая дюжина городских стражников. За ними шла банда профессиональных задерживателей воров, ожидавших разумного вознаграждения от владельца колесницы. Последней, слишком далеко, чтобы принять участие в убийстве, шествовала престарелая красотка, рыдающая, как гарпия, упустившая жертву. (Насмешник тоже рыдал, когда она назначила цену за исполнение роли мифической жены.)
Колесница прогремела через ворота и отправилась на север. Толстяк хохотал как сумасшедший.
Наконец, потеряв след вора, раздраженные преследователи воротились. А далеко от города хохочущий толстый негодяй трусил на новой колеснице вверх по дороге на Ива Сколовду,
Как только опасность миновала, Салтимбанко одолели сомнения. Каждый ручей у дороги был поводом для остановки. Первый же попавшийся постоялый двор имел удовольствие обрести его болтливое присутствие аж на неделю, пока хозяин не заподозрил неладное и не вышвырнул гостя вон. На самом деле толстяку не хотелось ехать прямо в Ива Сколовду, хотя он и не осознавал этого.
Позже Салтимбанко остановился поболтать с владельцем процветающего хозяйства. Крестьянин принял его за слабоумного, но решил, что торговля лошадьми имеет свои преимущества. Он получил от Салтимбанко колесницу и лошадей за три куска серебра и костлявого, смешного ослика. Животное казалось смехотворно маленьким под необъятностью Салтимбанко, но как будто не замечало своего груза. Ослик флегматично трусил на север, не размышляя над недостатками своего нового хозяина.
Крестьянин совершил сделку, исподтишка смеясь. Смеялся и Салтимбанко. Он вернул себе деньги, потраченные в Прост-Каменце, и в придачу получил ослика. Ослик был частью плана - как раз то, что нужно, чтобы сделать въезд в Ива Сколовду и достопримечательным, и невинным. Следуя намеченному плану, толстяк создавал себе репутацию сумасшедшего болтливого безвредного дурачка.
В деревнях и селениях по пути следования Салтимбанко щедро раздавал пророческие ответы на задаваемые вопросы, а потом требовал плату за свои консультации и советы. Если денег не давали, он приходил в справедливое негодование. Население долины Серебряной Ленты полюбило его. Ему платили просто ради развлечения. По мере приближения к Ива Сколовде Салтимбанко часто посмеивался, оставаясь один.