В. Бокову
Лежат велосипедыв лесу, в росе.В берёзовых просветахблестит шоссе.Попадали, припаликрылом к крылу,педалями – в педали,рулём – к рулю.Да разве их разбудишь —ну хоть убей! —оцепенелых чудищв витках цепей.Большие, изумлённые,глядят с земли.Над ними – мгла зелёная,смола, шмели.В шумящем изобилииромашек, мятлежат. О них забыли.И спят, и спят.1963НОЧЬСколько звёзд!Как микробовв воздухе…1963ОХОТА НА ЗАЙЦАЮ. Казакову
Травят зайца. Несутся суки.Травля! Травля! Сквозь лай и гам.И оранжевые кожухиапельсинами по снегам.Травим зайца. Опохмелившись,я, завгар, лейтенант милиции,лица в валенках, в хроме лица,зять Букашкина с пацаном —газанём!«Газик», чудо индустриализации,наворачивает цепя.Трали-вали! Мы травим зайца.Только, может, травим себя?Юрка, как ты сейчас в Гренландии?Юрка, в этом что-то неладное,если в ужасе по снегамскачет кровиживой стакан!Страсть к убийству, как страсть к зачатию,ослеплённая и извечная,она нынче вопит: зайчатины!Завтра взвоет о человечине…Он лежал посреди страны,он лежал, трепыхаясь слева,словно серое сердце леса,тишины.Он лежал, синеву боковон вздымал, он дышал пока ещё,как мучительный глаз,моргающий,на печальной щеке снегов.Но внезапно, взметнувшись свечкой,он возник,и над лесом, над чёрной речкойрезанулчеловечийкрик!Звук был пронзительным и чистым, какультразвукили как крик ребёнка.Я знал, что зайцы стонут. Но чтобы так?!Это была нота жизни. Так кричат роженицы.Так кричат перелески голыеи немые досель кусты,так нам смерть прорезает голоснеизведанной чистоты.Той природе, молчально-чудной,роща, озеро ли, бревно —им позволено слушать, чувствовать,только голоса не дано.Так кричат в последний и в первый.Это жизнь, удаляясь, пела,вылетая, как из силка,в небосклоны и облака.Это длилось мгновение, мы окаменели,как в остановившемся кинокадре.Сапог бегущего завгара так и не коснулся земли.Четыре чёрные дробинки, не долетев,вонзились в воздух.Он взглянул на нас. И – или это нам показалось —над горизонтальными мышцами бегуна, надзапёкшимися шерстинками шеи блеснуло лицо.Глаза были раскосы и широко расставлены,как на фресках Феофана.Он взглянул изумлённо и разгневанно.Он парил. Как бы слился с криком.Он повис…С искажённым и светлым ликом,как у ангелов и певиц.Длинноногий лесной архангел…Плыл туман золотой к лесам.«Охмуряет», – стрелявший схаркнул.И беззвучно плакал пацан.Возвращались в ночную пору.Ветер рожу драл, как наждак.Как багровые светофоры,наши лица неслись во мрак.1963ПОЭТ B ПАРИЖЕ