…но…
— Я… я собираюсь сделать это сегодня, — сказал он, заставив себя посмотреть на Санса.
Наконец, его брат открыл лицо и встретился с ним непонимающим взглядом, который быстро превратился в шокированный от осознания.
— Сегодня! Это сегодня? Бро, ты уверен?
— Я-я… ну… нет. Н-но… я сказал себе, что мне нужно это сделать.
— Это не значит, что ты должен, — ответил Санс, потянувшись через стол, чтобы положить свою ладонь на руку брата. — Ты всегда можешь сделать это в другой раз. Я могу поговорить с Там, и…
— Н-нет, Санс, — Папирус посмотрел Сансу в глаза, даже если ему нестерпимо хотелось отвернуться. — Я не собираюсь убегать.
— Никто такого не говорит.
— И, кроме того, откладывать я тоже не собираюсь, — он перевел взгляд на овсянку и подхватил ложку. — Ты сам сказал… что сыворотка не вечна, — сказав это, он заставил себя есть, чтобы на этом закончить разговор.
— …Ты прав, бро, — Санс допил остатки кофе и откинулся на спинку стула. — Ты прав.
***
Около полудня они шествовали через город, Папирус нес в руках несколько контейнеров с едой. В одном были спагетти, а в другом разные овощи и фрукты — порезанные кусочками, а не нашинкованные, как он помнил, она почему-то предпочитала, когда они хрустят. Тем временем Санс тащил в руках небольшую связку соцветий рогоза.
Каждый раз, когда кто-то махал им, Папирусу приходилось делать над собой усилие, чтобы помахать в ответ, а не напрягаться или ускорять шаг. Он не делал ничего необычного, и у них не было причин пялиться, так что они не будут. Они не пялятся. У них нет повода.
Санс мягко ткнул его локтем в бок, и Папирус обратил внимание на брата.
— Все хорошо?
— Хорошо, — сказал он. — А что такое?
— Кости гремят.
…Так оно и было. Он глубоко вздохнул и заставил тело успокоиться, все так же продолжая двигаться. Хотя это было трудно, когда его разум постоянно возвращался к тому, что ему нужно будет сегодня сделать, и уже очень скоро.
— Так, и когда у вас следующая встреча? — спросил Санс.
Эта тема не входила в топ-двенадцать приятных тем для обсуждения, но он с радостью ухватился за возможность отвлечься.
— В следующий четверг, — ответил Папирус, проверяя, что крышки контейнеров сидят надежно.
— В этот раз будет что-то особенное?
— Не думаю, но… после этого она пригласила меня смотреть аниме.
— Звучит отаку-ительно.*
Не совсем так, но идея посидеть и посмотреть телевизор с кем-то — с другом — казалась нормальной, а Папирус был готов на все ради ощущения нормальности. Его встречи с АЛЬФИС — или Доктором Альфис, а это и было ее настоящее имя — теперь стали обычным явлением, и он постепенно свыкался с этим. Большинству монстров не нужно было раз в неделю или две проделывать путь до Жаркоземья, чтобы попасть в лабораторию, где на твои кости навешают кучу датчиков для контроля твоей души… но, опять же, у большинства монстров не было персональной тренировки один на один с Капитаном Королевской гвардии. Так что это не было чем-то плохим, ведь так?
Это не было нормально для других, но для него такое положение вещей было нормальным — что-то обычное, на что можно рассчитывать и в чем можно быть последовательным.
В урагане адских кошмаров, случайных воспоминаний и нестабильных настроений, качающихся от злости к ужасу и к депрессии и всему связанному с этим, последовательные занятия и встречи становились якорем.
— Когда-нибудь тебе стоит подновить краску, — сказал Санс, вырвав его из мыслей.
Папирус тряхнул головой и заметил, что они переходят каменный порог моста, который он красил.
— Наверное, — ответил он, глядя на плоскую поверхность, которую раскрасил под деревянные доски. Краска облупилась и стерлась под ногами многих монстров, проходивших тут. Он мельком подумал, похож ли край обрыва на тот утес, и посмотрел вниз.
Рука Санса тут же легла ему на грудь и отодвинула назад.
— Эм… ну, потом когда-нибудь, — пробормотал он. — В смысле, вся эта наскальная живопись все равно никуда не денется.
Папирус посмотрел на него, но прямо сейчас не чувствовал никакого желания спорить на эту тему, так что они вдвоём миновали скалы ущелья и направились в сторону станции Большого Пса. Но вместо того, чтобы углубиться в замерзший лес впереди, они свернули налево и спустились вниз по склону.
Несмотря на колючий холод, по дрожащим костям Папируса катился пот, а душа бешено колотилась. Он ощущал головокружение и тошноту, а ноги так и чесались, чтобы развернуться и пойти обратно в гору. И он почти соблазнился на это.
Но потом ощутил давление руки Санса на спину и оглянулся на брата. Санс смотрел ему в глаза.
— Я с тобой, — сказал он. — Я… не знаю, что произойдет, но я с тобой. Ладно?
Он ответил не сразу — боялся, что если сделает это, то потеряет то малое самообладание, которое у него было. Сглотнув несколько раз, он поднял руку и тут же вспомнил, что нес с собой что-то. И по какой-то причине единственное, о чем получалось думать — что ему не стоит брать с собой контейнеры с едой, так что Папирус неуверенно перехватил их.
— Эм… н-не мог бы ты… п-подержать их пока?
Санс посмотрел на контейнеры, а потом твердо взглянул на брата.
— …Папирус, ты так серьезно боишься…
Папирус вздрогнул и поморщился.
— …что готов расстаться со своим обедом?
Братья долго смотрели друг на друга, каждый из них ждал, что скажет другой. Через несколько секунд уголки рта Санса дернулись, Папируса прыснул, и они одновременно рассмеялись. Санс задыхался от смеха, выронив пучок рогоза, а у Папируса подогнулись колени, от чего он упал спиной в снег. Они смеялись, пока смех Папируса не превратился в отчетливые всхлипывания.
— Я-я не смогу, не смогу, не смогу этого сделать, Санс, я не смогу у-увидеть его, н-н-не смогу… — он не мог дышать, не мог унять дрожь, и его мутило.
Руки Санса мгновенно обняли его, поглаживая по спине.
— Ты сможешь, бро, — сказал он между рыданиями Папируса. — Ты Великий Папирус, и тебе все что угодно по плечу.
Папирус яростно вытер лицо, но поток слез не останавливался, и он только намочил перчатки.
— Но…
Он моргнул, пытаясь сосредоточиться взгляд на Сансе, и его брат посмотрел ему прямо в глаза.
— Тебе не обязательно делать это прямо сейчас, или вообще, если уж на то пошло, — он вырисовывал успокаивающие круги по спине брата и мягко покачивал его. — Ладно?
Нет. Он должен сделать это сейчас, или никогда не сможет. Он попытался объяснить это, но голос хрипел и не слушался.
— Дыши, Папс.
Он последовал совету, так хорошо, как мог. Дыхание было неровным и порывистым, но постепенно все больше успокаивалось. Казалось, он вечность заставлял себя дышать и позволял брату мягко раскачивать его, сидящего в снегу, но потом все же успокоился и вытер последние слезы.
— Я… я сделаю это, Санс. — сказал он, садясь прямо. — Сейчас.
— Лады, — Санс отступил, собрал рассыпанный рогоз, взял у брата контейнеры с едой и помог ему подняться. — Готов?
Папирус кивнул, и они продолжили свой спуск с холма.
Внизу их встретили несколько снежных фигур в форме псов и гифтротов, Малый Пес поднял взгляд от своей работы и весело тявкнул, приветствуя скелетов. Если он и слышал что-то из недавней истерики Папируса, то ничем этого не выказал и вернулся к удлинению шеи очередного снежного пса.
Этот вид застал Папируса врасплох. Он не спускался сюда с тех пор, как… ну, какое-то время. Он слышал, что пост Малого Пса переместили, и что гифтроты стали куда чаще приходить из свих пещер, и что из Нового Дома приехал какой-то садовник, и что…
Он уставился на выход из пещеры.
— Отрадно видеть тебя, Папирус.
Он вздрогнул, кости загремели друг об друга, а душа испуганно затрепетала, но быстро успокоилась, когда он заметил фигуру, прокладывающую путь между снежных скульптур.