— Прив, Там, — сказал Санс, кивнув гифтроту.
— Здравствуй, Тамарак! — крикнул Папирус, восторженно махая приближающейся к ним подруге рукой. — Я тоже рад тебя видеть!
Гифтрот встала перед братьями-скелетами. Оглядела их всеми своими глазами. А затем остановила взгляд на Папирусе.
— Значит, ты готов?
— Э-э!.. — Ну разумеется, Тамарак никогда не была из тех, кто ходит вокруг да около. — Эм… — он покосился на Санса, который ему кивнул, и снова посмотрел на Тамарак, выпрямив спину. — Д-д-да.
— Тогда иди за мной, — с этим гифтрот повернулась и, легко ступая, зашагала в сторону пещеры.
Папирус провожал ее взглядом, а когда заставил себя двигаться, собственное тело напомнило ему один из автоматических механизмов его же головоломок. Санс шел следом, но остановился у входа в пещеру, повернувшись к нему спиной. Это действие заставило Папируса замереть, но всего на миг — в конце концов, они договорись об этом неделю назад.
Сделав несколько шагов вглубь пещеры, скелет уловил запах. Тот был призрачным и слабым, но был, и принес с собой туманные воспоминания о страхе, боли и печали.
Тамарак коротко незлобно рыкнула, вернув его обратно в реальность. Услышав звук, с пола пещеры поднялись другие гифтроты и потянулись к выходу. Когда они разошлись, Папирус увидел его.
В стене пещеры пробили несколько отверстий, свет снаружи просачивался в них, падая на мягкий земляной пол, и там, в световом пятне, был Флауи.
Папирус ощутил себя оторванным от всего мира, пока брел к нему, словно во сне. Разве что этот сон больше походил на бесчисленные кошмары, в которых Флауи стоял перед ним, раскачивался на стебе и что-то говорил, или хуже.
Этот Флауи лежал, распластавшись на земле, глядя в потолок широко распахнутыми остекленевшими глазами. Даже в полумраке Папирус мог разглядеть бело-голубые пятна в уголках его рта. Его лепестки были такого же странного оттенка — вены в них слабо отсвечивали ядовито зеленым, а лицо отливало синевой. Его лозы — те немногие, что у него остались — подергивались и слабо извивались вокруг. Папирус знал, что некоторые из лоз обрезали, чтобы его было проще сюда перенести, но другие покрывали следы укусов, а одна из лоз выглядела явно перекушенной надвое.
— Старые раны, — шепнула Тамарак, заставив Папиурса вздрогнуть от неожиданности. — Оленята не смогли удержаться. Всегда существует подобный риск, если ты просишь гифтротов присмотреть за растением, — она качнула ушами. — Однако мы заставили их прекратить.
Папирус слабо кивнул, не отрывая взгляд от цветка.
Хотя раньше его накрыл страх, все еще сжимавший кости, он больше не казался таким подавляющим, сейчас, когда скелет на самом деле, воочию, увидел Флауи. Он не мог нырнуть под землю, не мог никого схватить, никого связать, не мог говорить, запутывая мысли.
Он был беспомощным и больным.
Тамарак тихо фыркнула, и Папирус, дрожа, сделал шаг вперед и присел рядом с головой цветка.
— П… привет, Флауи.
Цветок не ответил.
— Я… я-я знаю, что… мы давно не виделись, — он аккуратно опустился на колени, ища хоть какую-то реакцию со стороны цветка — любой знак, что Флауи мог его слышать. — Хотя… я уверен, что ты понимаешь, почему.
Он услышал, как на некотором отдалении за его спиной Санс шаркает ногами.
— Е-если ты меня вообще слышишь, — он попытался улыбнуться, но не смог.
В пещере воцарилась тишина; он слышал дыхание Тамарак и звуки, издаваемые лозами, корчащимися на земле. Папирус откашлялся.
— С тех пор… прошло несколько м-месяцев. Я вернулся к настройке г-головоломок и… и-и тренировкам с Андайн… — внезапно он оглянулся через плечо — Санс все так же смотрел в сторону — потом снова повернулся к цветку и понизил голос. — А е-еще я тренируюсь самостоятельно, немного… Много.
Он бросил быстрый взгляд на Тамарак, но она никак не выказала, что слышала его слова, если слышала. Иногда с ней было трудно общаться. Он вздрогнул.
— Н-ну, кроме того, эм… я н-начал встречаться… Т-ты помнишь АЛЬФИС? М-мне кажется, я р-рассказывал тебе про нее. Он-на доктор! Как будто из какого-то научно-фантастического романа, вроде тех, что н-нравятся Сансу… только взаправду… и… она, — он сухо сглотнул, дергая шарф. — Она… провела кое-какие… тесты.
Говорить становилось все труднее. Его пальцы впивались в шарф, хотя ему хотелось бы держать что-то другое.
Он понимал, что мог просто закончить на этом. Он даже не знал, слышит ли его Флауи вообще. Но в то же время казалось неправильным не сказать.
— Я-я не… н-не… знаю, известно ли тебе, что… — его взгляд сместился — было невероятно трудно смотреть в эти остекленевшие глаза, и он обнаружил, что вместо них пялится на лозы. Внезапно он выпрямил позвоночник с болезненным хрустом и невольно вздрогнул, рука поскребла грудную клетку. Снова было больно.
Тамарак с фырканьем выдохнула воздух и опустилась коленями на землю рядом с ним. Он отдернул руку от груди и обнял ее за плечи. Тело гифтрота излучало тепло, и он сосредоточился на этом ощущении.
— Т-так случилось, что… м-моя душа… — он закрыл глаза. Ему не хотелось признаваться, не нравилось, что кто-то знает, но из всех монстров, цветок обязан был знать. — Она треснула.
Через секунду он открыл глаза и частично растерялся, увидев, что выражение Флауи не изменилось. Слышал ли он? Знал ли он, что это значит?
— Герсон… Он старый монстр, и он сражался на войне. Он видел подобное раньше. И он сказал… ссказал, что это признак силы.
Должно быть, ему стоило радоваться этому.
— Такое… такое происходит, когда… — Папирус прервался, пытаясь вспомнить, что именно сказал старая черепаха, — когда… к-кто-то атакует монстра ударом, способным убить его, но без намерения убить. — Вроде он говорил так? — Н-но душа монстра достаточно сильна… чтобы оставаться целой, — он потер руку и неосознанно отвел взгляд. — Такое… не часто случается. Н-но это все равно ранит монстра, и-и… — покачав головой, он заставил себя улыбнуться. — Н-но все хорошо! Эм, Альфис г-говорит, что сейчас мой базовый ХП вернулся к двадцати очкам! Так что я… я думаю…
Он снова посмотрел в глаза Флауи, вспоминая, как тот выглядел, когда…
Нет. Он должен сказать то, ради чего пришел.
— Ф-Флауи… я-я знаю, что ты не… пытался меня убить, и-иначе меня бы… з-здесь не было. Но… — он судорожно вдохнул, — С-Санс… рассказал мне кое-что.
Санс, стоявший у входа в пещеру, начал подпинывать обломки льда.
— Чт-что ты… сделал. То, что ты сделал… — он снова вздохнул и непроизвольно выдохнул через нос; его грудь тяжело вздымалась, а зрение начало расплываться. — Т-т-ты… ты мне лгал. Солгал и обманул, что…
Кости Папируса гремели, но сейчас не от страха.
— А-а потом ты ранил Санса и Тамарак, и!.. — его лицо горело, несмотря на пролившиеся слезы. — И я знаю, что если… если бы ты мог сейчас говорить, ты бы просто снова о-о-обманул меня, запутал… заставил дум-мать, что на самом деле ты делал не это, н-но я не хочу снова быть обманутым! Я не дам тебе снова меня облапошить! Я-я знаю, что ты сделал со мной, Флауи!
Какое-то время он просто смотрел на цветок, дыша сквозь зубы и вытирая лицо. Он больше не мог думать обо всех тех вещах, которые ему рассказал Санс, поэтому сосредоточился только на чувстве — мучительном гневе, сжигавшем душу.
Но как долго он мог бы злиться на слабый неподвижный цветок.
Злость утекала из него, словно густой ил в водосток. Частица гнева все еще осталась в душе, но с этим он мог справиться. Как бы ни был ужасен Флауи, всегда оставался шанс, что Папирус просто не знал его историю целиком.
— …Но… может быть, ты не знал? — предположил он, хотя не был уверен, верит ли сам в свои слова. — Т-ты не знал, что делаешь?..
Обломок льда, который Санс подпинывал от нечего делать, улетел в одну из снежных скульптур у пещеры.
— И-или, может, ты что-то перепутал, или… — он покачал головой. — Неважно… Я-я…
Папирус сглотнул, потом сглотнул второй раз, прочищая горло, посмотрел на лозы, на стебель, затем перевел взгляд на невидящие глаза Флауи и сморгнул слезы.