— Как дела на занятиях?
— Как обычно, толпа лоботрясов изводит ценные ингредиенты.
— И никаких взорванных котлов?
— Был один. Близнецы Уизли бросили лапки скарабея в усыпляющее зелье соседа.
— Они что? — переспросила она с улыбкой.
— Им показалось, что фиолетовая пена будет прекрасным украшением класса и всех присутствующих.
Она рассмеялась и вдруг почувствовала, как по щеке скатилась неизвестно откуда взявшаяся слеза. Гермиона так скучала… Она всхлипнула и отвернулась к плите, доставая из ящика кружки и неловко стуча ими о столешницу.
— Лучше не рассказывайте мне ничего.
— Боитесь, что наделаете глупостей?
— Да. И мне слишком больно. И будет только больнее.
Она замерла, стараясь не дышать, и вдруг почувствовала, что он стоит совсем рядом. Снейп умел передвигаться поразительно незаметно. Впрочем, это её не испугало. Она повернулась к нему и вдруг порывисто обняла, не ожидая от себя такой наивной нежности. Он неловко приобнял её в ответ. Чайник вскипел, и огонь мгновенно погас, получив два невербальных приказа. Гермиона уткнулась мужчине в плечо и слушала, как стучит его сердце.
— Носите с собой безоар всегда. Пожалуйста.
— Хорошо.
Его голос звучал глухо и как-то потерянно. Он рассеянно гладил её по спине и, кажется, склонился к голове, как будто хотел зарыться носом в короткий ежик волос.
— Как вы с Драко начали общаться? — неожиданно спросил он.
— Случайно встретились у вашей могилы и разговорились. Я приняла его боль, а он — мою.
— Почему? — и опять ей не потребовалось пояснение.
— Потому что ваша смерть… нет, не так, вы меня поражали, — она прерывисто вздохнула и поняла, что темп его сердца ускорился. — Я была влюблена в вас в школе и после, хотя это было нелегко, мягко говоря.
— Мы?
— Нет, нет. Просто одностороннее романтическое чувство, не думаю, что вы когда-то даже думали обо мне дольше нескольких раздражающих секунд, — она усмехнулась. Он ничего не сказал. — Да и я считала вас чудовищем. Садистом, убийцей, предателем. Это было совсем неправильно. И я так и не смогла полностью оправиться после.
— Простите.
— За что вы извиняетесь? За собственную смерть, которая ещё даже не случилась? — Гермиона повернула голову и уперлась лбом ему в грудь, чувствуя, как его подбородок касается темечка. — Или за мое одиночество? Была война, думаю, я потеряла бы вас в любом случае, учитывая обстоятельства.
— А Драко?
— Его невеста погибла после войны, глупо и по случайности. На том мы и сошлись, — она мягко отстранилась от Снейпа и повернулась обратно к чашкам, стараясь, чтобы руки не дрожали. — Мы никогда не испытывали друг к другу сильных чувств, но, наверное, близки.
Гермиона справилась наконец с чаем и протянула ему кружку, не смотря в лицо. Вернувшись к дивану, она удобно устроилась на нем, и охнула, когда мужчина сел рядом, касаясь её обнаженных ног. Они долго молча пили чай, а затем поужинали, общаясь только по ничего не значащим вопросам вроде хогвартской кухни. Она почти задремала, чувствуя его тепло рядом, когда он все же нарушил тишину.
— Если хотите, можем поменяться спальными местами.
— Беспокоитесь за мою спину? — она сонно хихикнула. — Не стоит, профессор. Восемьдесят процентов того, на чем я обычно сплю, и в подметки не годится вашему шикарному дивану.
— А остальные двадцать?
— Кровать Драко и гостевая спальня Поттеров, — ответила она не задумываясь. — Иногда мне кажется, что я общаюсь с ними только для того, чтобы с комфортом спать. С ними мне не снятся кошмары. Но дети Гарри…
Она сделала мученическое лицо и рассмеялась.
— Идите спать, профессор. Вам ещё присматривать с утра за толпой остолопов.
Она хотела добавить, что ему придется это делать до самой смерти, но удержалась от желания поставить печальную точку в их и без того скупом вечернем общении. Снейп поднялся и покинул её. Стало холодно и тоскливо. Она завернулась в одеяло, но сон пропал. Гермиона ворочалась, чувствуя, как шелк скользит вдоль её тела, и почти физически задыхалась от чего-то невыразимого. Наконец она бросила свои бесплодные попытки отстраниться и скользнула в приоткрытую дверь. Снейп не спал, хотя лежал неподвижно и прямо, как мертвец.
— Я чувствую, что поступаю неправильно. Но думаю, я пожалею о том, что не сделаю, больше, чем о том, что сделаю.
Она наклонилась и поцеловала его в губы, чувствуя, что он ловит её и прижимает к себе. Это было неловко и неуместно. Они были друг другу чужими: он был её несбывшимся прошлым, а она — его ненаступившим будущим. Но все казалось неважным в этот конкретный момент, когда они стали просто мужчиной и женщиной, израненными и одинокими, которым хотелось просто немного тепла.
С раннего утра он быстро собрался и покинул спальню. Она ещё некоторое время слышала, как он, очевидно, завтракает в гостиной, но потом и этот шум утих. Неспешно встав, она проторчала в душе с полчаса и оделась в свою, уже чистую и пахнущую мылом, одежду. Тоже получила порцию калорий, заботливо предоставленную домовиками, которых она даже не увидела. Сварила кофе, перемыла со скуки всю посуду, которую нашла и которая показалась ей пыльной. Даже прочитала вчерашнюю газету. Когда дверь в гостиную открылась, Гермиона вскочила, запнулась об кресло на своем пути и упала на дощатый пол. Вдруг стало резко темно. И она завыла, зарыдала белугой, как не плакала с детства.
***
Кроме нескольких очевидных атакующих ловушек в том доме ни она, ни группа экспертов, которых она вызвала якобы на всякий случай, ничего не нашли. По новостям и воспоминаниям все было тихо, и в какой-то момент она поняла, что ей это все просто привиделось. Может, она не заметила, как получила чарами по голове, может, на чердак был наложен морок, который сам со временем рассеялся без следа. К тому же, если бы путешествие было реальным, то она должна была забыть в прошлом всю свою броню, но очнулась Гермиона в полном обмундировании, и даже одежда была все такой же пыльной и пахла её обычным порошком. Просто фантазия, реализовавшая её невыраженную боль и невыплаканные слезы.
Она никому ничего не рассказала, даже Драко. Тот и не спрашивал, хотя и замечал, что она опять закрылась. У них были свои негласные правила. Свой двадцать восьмой день рождения Гермиона планировала провести одна с бутылкой огневиски, но ноги все равно понесли её в Годрикову долину. Так себе компания, но что есть, то есть.
Она долго стояла у его могилы и иногда практически рефлекторно проводила рукою по холодному отполированному граниту. Алкоголь жег горло, но не так сильно, как слезы. Был уже вечер, кажется, собирался дождь, и ноги нещадно затекли, но уходить не хотелось. Словно поддерживая её нежелание, на памятник опустилась сова и протянула лапку с посланием. Поздравления нашли её и здесь? Друзья обычно дарили открытки лично, при встрече. Многие из них теперь не любили праздники. Свиток был старым и ломким, но подписан красивым, смутно знакомым почерком «Гермионе Джин Грейнджер. Передать 19 сентября 2007 года». Она развернула его и уставилась на чистую бумагу, а затем горько рассмеялась. Никакие слова были не нужны.