Выбрать главу

Годжо так и знал: приключение закончится легко и просто. Сейчас он свернёт шеи этим выдумщикам и уже завтра в ночи выкрадет Хоо, чтобы снова увезти его к источникам. Он же обещал ему продолжение. А Годжо Сатору никогда не нарушает своих обещаний!

Но техника Безграничности — грёбаные парадоксы — встречает преграду на своём пути. Настолько чудовищную, что треск удара бесконечности об неё эхом раздаётся во всём теле Годжо. Будто кто-то с силой бьёт по медному колоколу, рождая волны вибрации.

Годжо понимает, что происходит, ещё до того, как его территория поглощает саму себя, лишаясь полюсов минуса и плюса. У Сатору есть всего одна сотая секунды, чтобы убить четыре проклятия особого ранга. А значит, Сукуна не поглотил как минимум пять пальцев. С другой стороны — это значит, у него их не меньше пятнадцати.

Сильнейшему едва хватает времени; кто бы мог подумать, что бесконечность может переживать о таких вещах. Последний — дух с древесными рогами вместо глаз — рассеивается красным дымом.

— Это было слишком просто, — произносит Годжо, оборачиваясь к трону, стоящему на горе костей. — Ты следующий, Сукуна.

Его голос меняется, рокочет, как мощные струи водопада, разбивающиеся о скалы в пещере. Небесная радужка сужается до пугающей точки, а лицо кривит безумный оскал. Годжо поглощён битвой. Если это и было той самой ловушкой, ради которой их с Хоо позвали сюда, то сейчас всё закончится. Рёмен, потеряв уйму проклятой энергии в равной борьбе, снова окажется заперт в теле Юджи, который вот-вот — ну же, Итадори, давай — вернёт себе контроль. А потом Хоо легко сделает то, что обещал.

— Ты ведь знаешь, что проклятия принесли мне все недостающие пальцы, да, Шестиглазый? — хохочет Рёмен. — Всё равно хочешь сразиться со мной?

Да будь их хоть сто, пока Хоо в безопасности, Сатору не станет ни о чём беспокоиться. Он вдыхает побольше воздуха, чувствуя сладкий запах скорой победы. Золотой век проклятий больше никогда не наступит. А Сукуна — настоящий безумец, если надеется выжить сейчас.

Но что-то происходит внутри Годжо. Маленькая красная лампочка заходится свечением, выдавая один за другим сигналы «SOS». Чувство всё навязчивей и неоправданней. Вот он перед ним — Король Проклятий, лишившийся своих подданных за доли секунды. Один против бога и дьявола. Его самоуверенность просто нелепа.

— Чего же ты медлишь, Годжо? Если хочешь затолкать меня обратно в тело засранца, то стоит поспешить, — подначивает Сукуна, скучающе зевая.

Но всё его лицо плывёт и горит от странного для решающего момента предвкушения. Он сейчас близок к своей настоящей демонической форме — уродливой, с двумя головами, пока ещё сросшимися в одну, и четырьмя руками, торчащими из тела Итадори.

Никаких кулаков и ударов, Сатору сосредотачивает внутри пугающий запас своей проклятой энергии, призывая собственную территорию вновь. Она спорит с Демонической Гробницей. Бездне не хватает нескольких рывков, потраченных на четыре аномальных проклятия, а технике Сукуны ещё пяти пальцев. Но исход очевиден, ведь Итадори до сих пор внутри. Стоит измотать Короля, и Юджи с лёгкостью вернёт себе тело. Ещё немного.

Там, где-то на крыше, сходит с ума от волнения Хоо. Но Годжо рад, что это не его битва. Птичка слишком часто позволяет себе сомневаться в том, что Сатору может не меньше него. Никакой благодарности за соблюдение условий на первый взгляд невыполнимого контракта. Как вообще можно не верить в то, что Годжо справится с кучкой проклятий, если он смог заполучить сердце самого несносного и неуловимого духа? Как можно — если Годжо сам полюбил, слепо и навечно, победив ради этого самого себя?

И в решающий момент, когда силы Сукуны должны дойти до критической отметки, где бы он, чёрт возьми, их ни взял, что-то разрывает Гробницу изнутри.

Между Рёменом и Сатору возникает Хоо. Вернее, нечто очень похожее на него. Демон с обросшими алыми перьями руками и огромными когтями на кончиках длинных пальцев. Вся территория Сукуны рвётся от потоков силы, которые пернатый притащил сюда за собой.

— А Гето был прав, — в кулак усмехается Сукуна.

Сатору узнаёт имя, но не может сейчас думать о нём. Красная лампочка оборачивается громогласным воем тревожной сирены.

Годжо хватает Хоо за когтистую руку, наваливается на него всем телом, чтобы вытолкнуть из Гробницы. У Сатору стоят дыбом волосы от ужаса перед тем, что обязательно произойдёт.

— Хоо, убирайся отсюда! — ревёт Сатору, одну за другой используя проклятые техники, лишь бы сдвинуть демона хоть на миллиметр ближе к разлому.

— Ты. Уходи, — незнакомым голосом с пылью тысячелетней в нём говорит Хоо.

Поздно.

Сатору всем телом чувствует, что уже опоздал. Перед глазами всплывает лицо Кэзу, с тем же осознанием катастрофы за секунду до её неотвратимого начала.

В руках Сукуны «врата темницы» — проклятый предмет, способный запечатать что угодно внутри. Нужно только, чтобы объект одну минуту находился в радиусе четырёх метров от него.

Прошла всего секунда с того момента, как Хоо полностью материализовался внутри Демонической Гробницы. Но Сатору слишком хорошо знает, каким образом работает увеличение территории.

— ХОО, УХОДИ! — гремит он, вкладывая в удар всю свою проклятую энергию.

Если только Бездна успеет прорваться, если только Ахиллес догонит черепаху, если только стрела пронзит мишень…

— Внутри моей территории — время и пространство подчиняются только мне, — хохочет Сукуна. — Открыть врата.

Предмет в его руках растягивается до размеров человека, распахивая огромный глаз в середине липких щупалец, и будто мухоловка хватает Хоо. Неважно, сколько времени прошло на самом деле, сколько метров отделяло жертву от ловушки, в Демонической Гробнице Король сам диктует правила.

Сатору, опустив руки, смотрит на то, как прочные серые ленты стягивают покрытые перьями конечности Хоо, подбираясь ближе к его груди. Он растянут, словно прибит гвоздями к кресту. Мечется, пытаясь вырваться. По губам легко прочесть умоляющее: «Беги».

Сукуна, подчинивший себе время, не может ничего сделать с Годжо, для которого оно остановилось. В этом вечном моменте только одна вещь: широко распахнутые тёмно-алые глаза. Хоо всё понял, узнал то, что сдерживало его в себе тысячу лет — предмет, существование которого исполнило когда-то мечту дьявола, попав в руки одному из предков Годжо. Сейчас же он — эта крошечная коробка, «врата темницы» — отбирает всё, чем живёт и дышит нынешний Шестиглазый. Будто там заключён не Хоо, а сердце Сатору, со всеми сосудами и мышцами вырванное из груди. Ничего страшнее нельзя себе представить. Боль, возведённая в абсолют и помноженная на два. Адское пламя воплоти.

— Сатору, я л…

— Закрыть врата, — бросает Сукуна.

Темница захлопывается.

Разбивается Демоническая Гробница. На крыше только тело всё ещё не очнувшегося Юджи. Король исчерпал свои силы.

Годжо смотрит на небольшую коробку. Он не верит. Неужели действительно не было выхода: одному из них суждено сегодня исчезнуть? Если бы Хоо не вмешался, Сукуна запечатал бы Сатору.

И впервые Сильнейший готов признать, что есть что-то, чего он действительно не может. Теперь это не отвратительная отмазка, которую он ещё совсем недавно в ночи выдал Хоо, скрывая за ней собственные зарождающиеся чувства. Не маленькая фора для школьников, чтобы дать шанс им хоть в чём-то почувствовать себя лучшими. Это горькая и обжигающая правда. Он не может освободить Хоо из «врат темницы». Безнадёжная тоска съела бы Сатору изнутри, если бы не было мысли куда более дикой: а Хоо смог бы вытащить Годжо оттуда.

Хоо бы разорвал её своими когтями демонической формы, выпотрошил бы, сломал все замки и печати. Вероятность девяносто девять из ста. Но даже риск в пять процентов потерять его — Сатору Годжо — лишил Хоо здравого смысла.

Так иронично и глупо, в духе этого грёбаного несправедливого мира, печальная повесть, рассказанная дьяволом в темноте дома, пропитанного смрадом трупов женщин, искавших любовь, повторилась спустя тысячелетие. Контракт выполнен идеально, так, как мог сделать это только Сатору Годжо — Хоо получил желаемое: понял, что чувствовал Ичиго в тот момент, когда лезвие прошло сквозь его грудь.