Сатору падает на колени, прижимая к себе «врата темницы». Он не знает, как будет смотреть в лицо Юджи. Не знает, как вообще открыть хотя бы пару из шести своих глаз.
Коробка подрагивает. Годжо замирает от неожиданности, останавливая даже собственное сердцебиение, чтобы уловить все грани звука и движения. Надежда тоненьким лучиком света просачивается сквозь сомкнутые веки.
«Пожалуйста, боги и демоны, пожалуйста».
Луч становится толще и ярче с каждым новым шорохом. Годжо опускает «врата» на каменный пол; болезненно сжавшись, наблюдает. Его бьёт озноб. Он запрещает себе думать о плохом. Он уже смеётся над самим собой — обвинял Хоо в том, что тот не верит ему, а сам посмел сомневаться, что влюблённый дьявол сможет разломать жалкий проклятый предмет изнутри.
«Отпустите по-хорошему, дяденька», — раздаётся в ушах заигрывающий голосок Хоо. Наверняка сейчас он что-то подобное исполняет перед пустотой темницы. А потом громит её невозможными потоками силы. Выплёскивает всю без остатка, чтобы разорвать клетку.
Коробка раскалывается на куски. Расходится по швам. Испаряется и исчезает. Кажется, Сатору разом выдыхает весь воздух, который держал в себе эти бесконечные минуты.
На крыше Хоо. Липкий, мокрый, безумно уставший. Его сил едва хватает на то, чтобы открыть глаза; увидев перед собой лицо Сатору, он улыбается. Годжо готов кинуться к нему, но его останавливает до электрического разряда знакомый голос.
— Эй, давно не виделись, Сатору! Так приятно, что ты пришёл на встречу с возлюбленным.
========== Птичка ==========
— Эй, давно не виделись, Сатору! Так приятно, что ты пришёл на встречу с возлюбленным.
Сатору оборачивается на звук знакомого голоса. Он едва ли удивлён, потому что сил на эмоции уже нет. Всё происходящее давно кажется игрой доведённого до предела разума. Поэтому возникновение на крыше Токийской мэрии Гето Сугуру ощущается чуть заметным толчком после целой мясорубки чувств. Сейчас стоит только пару раз моргнуть, как наваждение исчезнет. Сатору ведь своими глазами видел труп друга, убитого Юутой Оккоцу в прошлом году.
Нужно скорее позаботиться о Хоо, от которого исходит меньше духовной силы, чем от проклятия первого ранга. Ничтожно мало. Глаза Хоо закрыты, грудь едва подрагивает от нестабильного дыхания, тело выглядит болезненно худым и маленьким. Нужно скорее отнести его к Сёко. Борьба с «вратами» отняла слишком много проклятой энергии, это может быть опасным.
— Даже не поприветствуешь меня, Сатору?
Гето никуда не пропал. Он — буддистская роба и часть волос на затылке, завязанная в пучок — совсем такой же, как год назад. Годжо судорожно перебирает варианты. Он вместе с Сёко стоял у застеленного белой простынёй трупа в морге, но что же тогда перед ним? Какая непостижимая воля заставила Сугуру воскреснуть? Кто он теперь? Зачем здесь?
Миллиарды вопросов разрывают голову Сатору, у него нет ответа ни на один. Но сейчас, когда совсем рядом с необъяснимым видением лежит совершенно беспомощный Хоо, нет времени на раздумья. Годжо, решительно мотнув головой, делает пару быстрых шагов к Хоо. Схватить его, Итадори и бежать отсюда. Нет времени разбираться с призраками прошлого. Но когда рука Сатору касается плеча Хоо, он понимает, что вновь опоздал.
— Это было всё равно слишком долго, Сатору. Ты теряешь хватку, — словно лис улыбается Гето. — Манипуляция проклятиями.
Рука Сугуру ложится на другое плечо Хоо раньше, чем Годжо успевает среагировать. Ровно в момент осознания: стоящее перед ним проклятие не имеет ничего общего со старым другом, кроме тела и… техники.
Манипуляция проклятиями — ещё одно, наряду с увеличением территории, высшее проявление владения магией; то, что позволяет поглощать духов и подчинять их себе. Единственное условие: проклятие должно быть слабее, чем тот, кто использует эту технику.
— Не смей! — срывает голос Сатору, глядя прямо в чёрные глаза.
Они так близко, что Годжо может разглядеть почти неразличимую точечку зрачка. Не тратя времени на колдовские жесты, Сатору бьёт кулаком в лицо Сугуру, откидывая его от тела Хоо. Гето падает на бок, растирая ладонью ушибленную щёку.
«Чёрт, Итадори слишком далеко, нужно сначала переместиться к нему, а потом перекинуть нас троих в школу», — лихорадочно думает Годжо, крепче сжимая плечо Хоо.
А потом замечает в руке Гето небольшой туго скатанный шарик тёмно-алого цвета. Душа Хоо.
Тошнота мерзким комом подступает ко рту. Только что Хоо лежал на земле — живой, немного потрёпанный, но с мягкой улыбкой на узких губах. Теперь его перемалывает и скручивает жуткими судорогами из-за техники Гето. Вернее, того, кто вселился в тело Гето. Годжо видит шрам на лбу и догадывается о его происхождении. Там, внутри головы, вместо мозга, сидит проклятие, управляющее Сугуру.
Но это просто невозможно.
— Красный, — вскидывает руку Сатору, обращая пальцы, сложенные в знак, на Гето.
Ничего не происходит. Впервые за десять лет техника Годжо не срабатывает. Магия внутри не слушается, предавая владельца.
— Стой! Не трогай его! — вместо крика вырываются жалкие хрипы.
Сатору может только умолять. Ему нужно оставаться рядом с телом, сгорающим в жуткой агонии; ему нужно бежать к Гето и вырывать из его лап поглощаемую душу. Но в итоге приходится просто смотреть, как Хоо умирает во второй раз за сегодняшний день. Перед глазами темнеет и плывёт. Хоо корчится, сопротивляется из последних сил в неравной борьбе против коварного проклятия. Он настолько истощён, что ему не выиграть. Годжо настолько беспомощен, что никак не может помочь.
Птичка, пролетевшая сквозь тьму, призванную сдерживать самых могущественных шаманов и проклятых духов, обессиленно бьётся в силках.
— Пожалуйста, оставь его… Багровый!
Снова осечка. Сатору ненавидит себя. Ненавидит все техники и потоки духовной энергии.
— Настолько силён, что я не могу полностью поглотить его даже в таком состоянии. Но ничего. Пусть оставит себе тело, за которое так цепляется. Главное, что душа подчиняется мне, — произносит Сугуру.
Хоо, которого Годжо прижимает к себе, будто ребёнка, открывает глаза. На их месте горят ярко-алые огни.
— Убей Шестиглазого, — приказывает Гето, неторопливо поднимаясь.
***
Я с трудом понимаю, что происходит. На разрушение «врат темницы» потребовалось намного больше сил, чем можно было предположить. Да что уж там — моя магия исчерпала себя полностью. Не могу шевелиться, не могу открыть глаза, каждая порция воздуха обжигает лёгкие. Но это всё мелочи; главное, что я чувствую тёплые руки, придерживающие мою голову.
Как сквозь вату слышу голос. Он выше и тише, чем интонации Сатору.
С кем это он решил поболтать? Нам срочно нужно возвращаться в школу — не уверен, что потеря такого количества энергии пройдёт бесследно даже для меня.
Не могу разобрать слов. Но резкий отчаянный вопль Сатору разрезает тьму, охватившую меня. В нём столько боли, что моё тело, которым я не могу управлять, скручивает судорогой.
Чёрт, нет, это не из-за него.
Чего-то важного не хватает. Кроме родных ладоней Годжо чувствую ещё чьи-то чужие властные прикосновения. Но эти руки касаются не тела… А моей души.
Сознание разделяется на две части: одну из них сжимает черноволосый незнакомец, другая всё так же пытается открыть глаза, чтобы посмотреть на Сатору.
Понимаю: происходит что-то страшное. Борюсь изо всех сил, пытаясь вернуть оторванный кусочек обратно в тело, соединить две распавшиеся части в одно целое, чтобы наконец уйти отсюда.
Годжо снова кричит, я разбираю название его проклятых техник. Но то ли тьма перед глазами настолько плотная, то ли действительно ничего не происходит — никаких ярких вспышек и всплесков энергии.