— Вы же не отказываетесь от секса в буран со своими мужчинами, чтобы провести ночь со мной, нет? — спросила я у своих подруг.
— Ты сегодня не должна быть одна, — настаивала Наоми, подталкивая в мою сторону маргариту.
— Мне нравится быть одной, — возразила я. Одиночество означало, что не надо притворяться, будто ты в порядке. Одиночество означало, что не надо быть эмоциональной и расклеившейся перед свидетелями.
— Ты можешь быть одной с нами, — объявила Лина.
— Я думала, ты будешь на моей стороне.
Её улыбка была ослепительной, глаза искрили.
— Тебе некого винить, кроме себя самой. Вы с Наоми заставили меня оставить в прошлом мою жизнь одинокой волчицы.
— Формально приз за этот подвиг причитается Нэшу. Но мы со Слоан заслужили серебряную медаль, — согласилась Наоми.
— То есть, хотите сказать, я застряла в этом созависимом цикле? — спросила я, принимая предложенную маргариту.
Лина кивнула.
— По сути да. С таким же успехом можешь просто капитулировать.
Пицца правда пахла хорошо. И наверняка было бы грубо не выпить хоть немного текилы.
— Ну, раз вы уже здесь…
Лина бухнула два куска пиццы на бумажную тарелку и протянула мне. Я взяла её и откусила тёплый сырный кусочек, пока мои подруги накладывали еду себе.
В дверь снова позвонили.
— Уходите, — крикнула я.
Но меня заглушили бодрые вопли Наоми и Лины, прокричавших: — Заходите!
Мы все были на полпути к двери, когда та открылась, и внутрь вошли лучший друг Наоми, Стефан Ляо, и его байкер-барбер-бойфренд Джеремайя. Стеф в его свитере и блейзере выглядел так, будто только что закончил сниматься в фотосессии для какого-то английского бренда с эстетикой «старых денег». Джеремайя же, напротив, выглядел как горячий хипстер-байкер с гулькой, поцарапанными ботинками, в облегающей джинсовой одежде и футболке с Дэвидом Боуи.
— Дамы. Вижу, вы начали без нас, — сказал Стеф.
— Я же говорила тебе одеться повседневно, — поддразнила Наоми.
— Ты выглядишь так, будто в винограднике Марты припаркована яхта твоего богатого дядюшки Бартоломью, — заметила я.
— Вы же знаете Стефа. Он не одевается повседневно, — с любовью сказал Джеремайя, пока они оба снимали верхнюю одежду.
— Нет ничего плохого в том, чтобы выглядеть хорошо. А теперь, кажется, мне обещали бокал маргариты размером с мою голову, — сказал Стеф.
— У кого-то хороший вкус, — сказал Джеремайя, заметив пальто Люсьена в шкафу.
— Так, так, так. И кому принадлежит эта красота? — потребовал Стеф, проводя ладонью по кашемиру.
Чёрт.
— Никому, — быстро сказала я.
— Это Burberry? — спросила Лина, потянувшись к ярлычку за воротом. — Пожалуйста, скажи мне, что ты спишь с кем-то, у кого очень хороший вкус.
Мне стоило просто оставить это чёртово пальто на его чёртовом кухонном столе.
Наоми уткнулась лицом в ткань.
— Такое мягкое! И пахнет изумительно, — она подняла голову и нахмуренно поджала губы. — И знакомо.
Стеф, Джеремайя и Лина по очереди принюхались.
— Люсьен, — хором объявили они.
Все взгляды устремились ко мне.
Я повернулась к ним спиной и пошла с маргаритой и пиццей в гостиную — пространство, занятое разномастной мебелью, почти двухметровым камином с настоящими мраморными ангелами, поддерживающими каминную полку, и встроенной мебелью, вмещавшей в себя семейную историю.
Мои друзья следовали за мной по пятам, как выводок бешеных утят.
— Пожалуйста, скажи мне, что я найду его штаны под твоей кроватью, — сказала Лина.
— Пожалуйста, скажи мне, что ты едва можешь ходить, потому что он обрушил на тебя свой сдерживаемый резервуар мужского тестостерона, — потребовал Стеф.
— Пожалуйста, скажи мне, что вы двое наконец-то осознали истинные чувства друг к другу! — взвизгнула Наоми.
Я бухнулась на полосатое кресло, которое сделалось мягким и поношенным после двух десятилетий задниц всей семьи, и поставила свой ужин и напиток на боковой столик с медной столешницей.
— О Господи, чудики вы. Он сегодня утром дал мне своё пальто, потому что было холодно, а он хотел, чтобы мне было достаточно тепло, пока я слушала, как он на меня орёт.
Наоми ахнула.
— Он орал на тебя на похоронах твоего отца?
— Звучит в его духе, — сказал Джеремайя.
Лина содрогнулась.
— Да уж, в офисе он тоже не славится теплотой и мягкостью.
— Да этот мужчина орал бы на меня даже на его собственных похоронах, — заметила я.
— Эта история только что приняла унылый поворот без обнажёнки. Я пошёл за маргаритой, — объявил Стеф и двинулся в направлении кухни.