— Ты в порядке, Слоан? — спросила мама, заметив нашу суету.
И она, и Люсьен теперь смотрели на меня.
— Я в порядке, — быстро заверила её я.
— Она как будто отключилась, — наябедничала миссис Твиди.
— Правда, я в порядке, — настаивала я, отказываясь встречаться взглядом с Люсьеном.
— Ты тут простояла два часа кряду. Почему бы тебе не подышать свежим воздухом? — предложила мама. Я собиралась подметить, что она простояла тут ровно столько же, сколько и я, но она повернулась к Люсьену. — Тебе не сложно?
Он кивнул и внезапно оказался рядом со мной.
— Я её отведу.
— Я в порядке, — повторила я, делая панический шаг назад. Моему отступлению помешала гигантская композиция из похоронных цветов. Моя попа налетела на стойку, и букет от пожарного департамента Нокемаута опасно пошатнулся.
Люсьен поправил цветы, затем положил большую тёплую ладонь на мою поясницу. Такое ощущение, будто мне прямо в поясницу ударила молния.
Я старательно пыталась никогда к нему не прикасаться. Когда такое случалось, внутри меня происходили странные вещи.
Я не принимала сознательного решения позволить ему вывести меня из помещения. Но всё же я шагала как послушный золотистый ретривер.
Наоми и Лина наполовину вскочили со своих мест, выглядя обеспокоенными. Но я покачала головой. Я могла с этим справиться.
Он вывел меня из чрезмерно жаркой комнаты к гардеробу, и меньше чем через минуту я стояла на тротуаре возле похоронного бюро, оставив позади ошеломляющую толпу и гул разговоров. Сегодня была пасмурная зимняя среда. Мои очки запотели от резкой перемены температуры. Набухшие свинцово-серые тучи нависали над головами, обещая снегопад к концу дня.
Папа любил снег.
— Вот, — раздражённо сказал Люсьен, суя мне в руки пальто.
Он был высоким, тёмным и злобным.
Я была низенькой, светленькой и великолепной.
— Оно не моё, — сказала я.
— Оно моё. Надень, пока не замёрзла насмерть.
— Если надену, ты уйдёшь? — спросила я.
Я хотела побыть одна. Перевести дыхание. Сердито посмотреть на облака и сказать папе, что я скучала по нему, что я ненавидела рак, что если пойдёт снег, то я лягу на спину и сделаю ему снежного ангела. Может, у меня даже будет время выпустить несколько слезинок, которые я заточила в себе.
— Нет, — он взял дело в свои руки и накинул пальто на мои плечи.
Оно было из толстого, тёмного материала, похожего на кашемир, с гладким сатиновым подкладом. Богатое. Сексуальное. Оно тяжело покоилось на мне подобно утяжелённому одеялу. Оно пахло… Божественно — не подходящее слово. Изысканно опасно. Запах этого мужчины был афродизиаком.
— Ты сегодня ела?
Я моргнула.
— Что?
— Ты сегодня ела? — он раздражённо чеканил каждое слово.
— Сегодня ты не имеешь права рявкать на меня, Люцифер, — но моим словам недоставало привычного пыла.
— Значит, нет.
— Ну извини нас за то, что мы завтракали вином и виски.
— Иисусе, — пробормотал он и потянулся ко мне.
Вместо того чтобы отпрыгнуть или врезать ему по горлу приемом из карате, я ошеломлённо стояла на месте. Он неловко пытался меня обнять? Полапать?
— Ты что делаешь? — пискнула я.
— Стой смирно, — приказал он. Его ладони скрылись в карманах его пальто.
Он был ровно на 30 см выше меня. Я знала, потому что однажды мы это измерили. Его отметка карандашом до сих пор виднелась на моём кухонном косяке. Часть истории, которую мы оба притворно не признавали.
Он достал одну сигарету и стильную серебряную зажигалку.
Даже плохие привычки не могли контролировать Люсьена Роллинса. Этот мужчина позволял себе одну сигарету в день. Его самоконтроль казался мне раздражающим.
— Ты уверен, что хочешь использовать свой единственный перекур сейчас? Время-то ещё полдень, — подметила я.
Сердито глядя на меня, он прикурил сигарету, убрал зажигалку в карман, затем достал телефон. Его пальцы запорхали над экраном, затем он убрал гаджет обратно в пиджак. Он выдернул сигарету изо рта и выдохнул синеватый дым, сверля меня глазами.
Каждое движение было хищным, экономным и взбешённым.
— Тебе не нужно со мной нянчиться. Ты пришёл. Теперь ты волен уйти. Уверена, в среду у тебя есть дела поважнее, чем торчать в Нокемауте, — сказала я ему.
Он смерил меня взглядом поверх сигареты и ничего не сказал. Этот мужчина имел привычку изучать меня так, будто я была чем-то завораживающе гнусным. Я так смотрела на садовых слизней на заднем дворе.