— Серьёзно? Не дадут девушке в тишине и спокойствии пережить эмоциональный срыв? — пробормотала я в сырую салфетку.
— Впусти нас, пока мы не отморозили задницы, — проорала Лина через входную дверь.
— Мы принесли обнимашки и текилу, — крикнула Наоми.
— Наоми принесла обнимашки. Я принесла текилу, — поправила Лина.
— Чёрт, — пробормотала я себе под нос, затем сунула голову под кран на кухне и смыла следы своих раундов плача.
Они вошли в дом как два прекрасных энергичных ураганчика, вооружённых пакетами с продуктами и сочувствующими взглядами. Лина выглядела гламурно в голубой парке и обитых мехом ботинках. Наоми выглядела симпатично в розовом пуховике и меховых наушниках.
— Зачем вы здесь? — спросила я, пока они сбрасывали зимнюю верхнюю одежду.
— Люсьен настучал и сказал, что ты проводишь вечер одна, а не у сестры, — бодро объявила Наоми, и её высокий конский хвост подпрыгивал от движений.
— Вот ведь вездесущий сукин сын.
— Не волнуйся. Наоми отомстила тем, что натравила на него мальчиков Морганов, которые разрушат его уединение, — заверила меня Лина.
— Я не разрушала его уединение. Я проследила, чтобы у него была эмоциональная поддержка, в которой он может нуждаться, — поправила Наоми.
— Чтобы нуждаться в эмоциональной поддержке, надо иметь эмоции, — заметила я.
— Люсьен весьма сильно расстроен смертью твоего папы. Они были близки, — сказала Наоми.
Я хотела возразить, расспросить её. Но у меня не было энергии. Вместо этого я сменила тему.
— Где Уэйлей?
— Мой маленький гений-технарь ночует у Лизы Джей, чтобы снова починить её смарт-телик, — объявила Наоми.
Дважды чёрт. Если позаботились о ночёвке ребенка, то мне от них так просто не отделаться.
Наоми обвила меня рукой за плечи и направила к лестнице.
— Почему бы тебе не подняться и не принять душ? Мы займёмся ужином.
Раз меня силой отправили наверх, я потащилась по обитому деревянными панелями коридору второго этажа к своей спальне, где приняла самый долгий душ за всю историю существования водопровода в помещениях. Первую половину душа я просто пассивно-агрессивно тянула резину в надежде, что моим подругам станет скучно, и они уйдут. Когда по запаху чеснока, проникавшему в ванную, стало ясно, что не бывать этому, вторую половину душа я тихо плакала, пока мне не показалось, что я вымыла из себя достаточно эмоций и смогу продержаться несколько часов.
Я расчесала свои мокрые волосы, вышла в спальню и забралась на сиденье на подоконнике. На улице продолжался снегопад. Пикап Нокса был припаркован на подъездной дорожке Люсьена. Я надеялась, что он страдает от навязанной ему в отместку социализации.
Мой желудок заурчал, и я осознала, что не ела с утра, когда Люсьен организовал мне буррито. Не считая картошки фри, которую я стащила с его тарелки... и до этого из пакета в машине.
Я вернулась в ванную, нанесла увлажняющий крем, затем неохотно потащилась вниз, на кухню.
Мои подруги приправили магазинные пиццы острым соусом и банановым перцем (жёлтый стручковый перец с мягким, сладковатым, слегка острым вкусом, — прим.пер.) — моим любимым. На столе разложились две упаковки теста для печенья, три пачки чипсов и разнообразный ассортимент соусов для макания. Похоже, Наоми принесла все ингредиенты для маргариты по рецепту Хонки Тонк и разливала её по пяти бокалам размером с ведро.
— Ничто так не выражает скорбь, как маргарита после похорон, — заметила я.
— Скорбь может выглядеть так, как тебе хочется, — упорствовала Наоми. Она переоделась в красные пижамные термо-шорты, такую же кофту с длинными рукавами и пушистые гольфы до колен.
— Можно напиться и пойти кататься на санках в час ночи. Или есть пиццу, печенье и запоем смотреть «Город хищниц», — сказала Лина. Она тоже переоделась в пижаму, только её пижама была шёлковой и чёрной. Её пушистые шлёпанцы были украшены декоративным искусственным мехом, и Мяу-Мяу сердито смотрела на них с центра кухонного уголка. Я подошла и погладила кошку по спине. Она перевернулась на бок, ворчливо охнув, и неохотно приняла мою ласку.
— Вы же не отказываетесь от секса в буран со своими мужчинами, чтобы провести ночь со мной, нет? — спросила я у своих подруг.
— Ты сегодня не должна быть одна, — настаивала Наоми, подталкивая в мою сторону маргариту.
— Мне нравится быть одной, — возразила я. Одиночество означало, что не надо притворяться, будто ты в порядке. Одиночество означало, что не надо быть эмоциональной и расклеившейся перед свидетелями.
— Ты можешь быть одной с нами, — объявила Лина.
— Я думала, ты будешь на моей стороне.
Её улыбка была ослепительной, глаза искрили.
— Тебе некого винить, кроме себя самой. Вы с Наоми заставили меня оставить в прошлом мою жизнь одинокой волчицы.
— Формально приз за этот подвиг причитается Нэшу. Но мы со Слоан заслужили серебряную медаль, — согласилась Наоми.
— То есть, хотите сказать, я застряла в этом созависимом цикле? — спросила я, принимая предложенную маргариту.
Лина кивнула.
— По сути да. С таким же успехом можешь просто капитулировать.
Пицца правда пахла хорошо. И наверняка было бы грубо не выпить хоть немного текилы.
— Ну, раз вы уже здесь...
Лина бухнула два куска пиццы на бумажную тарелку и протянула мне. Я взяла её и откусила тёплый сырный кусочек, пока мои подруги накладывали еду себе.
В дверь снова позвонили.
— Уходите, — крикнула я.
Но меня заглушили бодрые вопли Наоми и Лины, прокричавших: — Заходите!
Мы все были на полпути к двери, когда та открылась, и внутрь вошли лучший друг Наоми, Стефан Ляо, и его байкер-барбер-бойфренд Джеремайя. Стеф в его свитере и блейзере выглядел так, будто только что закончил сниматься в фотосессии для какого-то английского бренда с эстетикой «старых денег». Джеремайя же, напротив, выглядел как горячий хипстер-байкер с гулькой, поцарапанными ботинками, в облегающей джинсовой одежде и футболке с Дэвидом Боуи.
— Дамы. Вижу, вы начали без нас, — сказал Стеф.
— Я же говорила тебе одеться повседневно, — поддразнила Наоми.
— Ты выглядишь так, будто в винограднике Марты припаркована яхта твоего богатого дядюшки Бартоломью, — заметила я.
— Вы же знаете Стефа. Он не одевается повседневно, — с любовью сказал Джеремайя, пока они оба снимали верхнюю одежду.
— Нет ничего плохого в том, чтобы выглядеть хорошо. А теперь, кажется, мне обещали бокал маргариты размером с мою голову, — сказал Стеф.
— У кого-то хороший вкус, — сказал Джеремайя, заметив пальто Люсьена в шкафу.
— Так, так, так. И кому принадлежит эта красота? — потребовал Стеф, проводя ладонью по кашемиру.
Чёрт.
— Никому, — быстро сказала я.
— Это Burberry? — спросила Лина, потянувшись к ярлычку за воротом. — Пожалуйста, скажи мне, что ты спишь с кем-то, у кого очень хороший вкус.
Мне стоило просто оставить это чёртово пальто на его чёртовом кухонном столе.
Наоми уткнулась лицом в ткань.
— Такое мягкое! И пахнет изумительно, — она подняла голову и нахмуренно поджала губы. — И знакомо.
Стеф, Джеремайя и Лина по очереди принюхались.
— Люсьен, — хором объявили они.
Все взгляды устремились ко мне.
Я повернулась к ним спиной и пошла с маргаритой и пиццей в гостиную — пространство, занятое разномастной мебелью, почти двухметровым камином с настоящими мраморными ангелами, поддерживающими каминную полку, и встроенной мебелью, вмещавшей в себя семейную историю.
Мои друзья следовали за мной по пятам, как выводок бешеных утят.
— Пожалуйста, скажи мне, что я найду его штаны под твоей кроватью, — сказала Лина.
— Пожалуйста, скажи мне, что ты едва можешь ходить, потому что он обрушил на тебя свой сдерживаемый резервуар мужского тестостерона, — потребовал Стеф.
— Пожалуйста, скажи мне, что вы двое наконец-то осознали истинные чувства друг к другу! — взвизгнула Наоми.
Я бухнулась на полосатое кресло, которое сделалось мягким и поношенным после двух десятилетий задниц всей семьи, и поставила свой ужин и напиток на боковой столик с медной столешницей.