Они взяли себе бумажные полотенца и стаканы, затем пошли в гостиную, чувствуя себя здесь намного комфортнее, чем я сам.
Комната планировалась с расчётом на семью. Глубокий секционный диван и оттоманка с мягкой обивкой расположены лицом к большому плоскоэкранному телевизору. Белые книжные шкафы, выстроившиеся вдоль одной стены, давали много места для книг, игр и фотографий.
Когда я рос, здесь не было семейных фотографий. По крайней мере, после моего подросткового возраста, когда всё покатилось в ад.
— Твои камеры дают хороший обзор на дом Слоан? — спросил Нокс.
— Не знаю, — уклонился я. — А что?
— С них станется тайком сбежать и построить армию снеговиков посреди шоссе, — объяснил Нэш.
— Я посмотрю, что можно сделать.
Я пошёл наверх и взял свой ноутбук, предварительно выглянув в окно на мрачный зимний вечер. В спальне Слоан не горел свет. Я много ночей гадал, почему она оставила себе ту комнату, в которой выросла, и не переехала в комнату родителей. Я ненавидел то, как много у меня было вопросов о женщине, о которой я не хотел переживать.
Раздражённо вздохнув, я открыл запись с той камеры, которую упрямо отказывался просматривать. Той, которая смотрела на входную дверь Слоан и её подъездную дорожку. Для меня было делом принципа и гордости никогда на неё не смотреть, даже когда я тосковал по дому, который никогда не был моим.
Услышав братские пререкания в гостиной, я неохотно переоделся в спортивные штаны и футболку, затем сунул ноги в домашние тапочки на искусственном меху, которые Карен подарила мне два Рождества назад. Я пошлёпал вниз, где нашёл своих друзей и их собак, комфортно устроившихся на диване.
— Он таки человек, — заметил Нэш, когда я вошёл.
— Лишь внешне, — заверил я его.
Этим летом он получил две пули, когда его имя угодило в список препятствий для преступного синдиката Энтони Хьюго. Через несколько непростых месяцев Нэшу удалось вытащить себя из болота с помощью сногсшибательной и не настроенной на моногамию Лины.
Ему удалось убедить её позволить надеть кольцо на её палец, но я до сих пор пытался убедить её работать на меня на полную ставку. Она была умна, коварна и лучше управляла людьми, чем признавалась даже себе. В итоге я одержу над ней победу. Я всегда одерживал победу.
Я плюхнулся на диван и открыл ноутбук с трансляцией камеры.
— Вот, — сказал я, поворачивая его экраном к братьям.
— Идеально, — отозвался Нокс.
— Что смотрим? — спросил я.
— Сузили выбор до «Побега из Шоушенка» или «Святых из Бундока». Тебе решать, — сказал Нэш.
— Святые, — автоматически ответил я.
Нокс включил фильм, а Нэш разлил бурбон по стаканам. Затем раздал стакан и поднял свой.
— За Саймона. Мужчину, которым все мужчины должны стремиться стать.
— За Саймона, — эхом повторил я, остро чувствуя свежий укол горя.
— Думаешь, Слоан будет в порядке? — спросил Нэш.
Я скрестил руки и притворился, будто не испытывал того маленького надоедливого всплеска эмоций всякий раз, когда кто-то упоминал её имя в моём присутствии.
Нокс покачал головой.
— Это тяжёлая потеря. Сегодня она держалась после того, как Люс силой накормил её буррито.
Нэш вскинул брови, покосившись в мою сторону.
— Это не эвфемизм. Буквальное буррито, — пояснил я.
— Слоан переломила бы его эвфемистическое буррито пополам, — с усмешкой предсказал Нокс. Но усмешка быстро исчезла. — Наоми думает, что ей будет тяжело, и она попытается это скрыть.
— И Наоми обычно права, — заметил Нэш.
— Дайте знать, если ей что-то понадобится, — сказал я, автоматически отстраняясь от обязанностей по присмотру за ней.
Нокс усмехнулся.
— Например, буррито?
Я сердито посмотрел на него.
— Например, моральная или финансовая поддержка, которая может быть оказана с расстояния. Мой буррито не желает связываться со Слоан Уолтон.
— Ага. Продолжай повторять это своему буррито, — сказал Нокс, поднимая телефон, и вздрогнул. — Супер. Лина только что написала. Девочки готовят маргариту.
Нокс поставил свой стакан бурбона.
— Бл*дь.
Глава 3. Влияние маргариты
Слоан
Я топала по снегу, срезая через подъездную дорожку Люсьена, затем через свою. Как всегда, разговоры с этим бесячим мужчиной оставляли меня бесконечно раздражённой. За годы мы делали всё необходимое, чтобы избегать друг друга. И всё же именно сегодня я оказалась наедине с этим мужчиной не один, а целых два раза. Просто изумительно, что мы оба выжили.
Я вошла через парадную дверь и сняла изумительное пальто Люсьена. Я повесила его в шкаф в прихожей и скинула сапоги, думая о душе и пижаме. Я не хотела компании. Я хотела провести тихую ночь, во время которой я могла бы выпустить все беспорядочные эмоции, которые на протяжении дня мне удавалось (по большей части) держать под замком.
Я открыла стеклянные двери кабинета, расположенного прямо возле прихожей. Он годами служил в качестве папиного офиса. После переезда я собиралась превратить его в библиотеку или комнату для чтения, но пока что руки не добрались. У меня до многого руки не добирались.
Это было уютное помещение с кессонным потолком и большим эркерным окном, выступавшим на крыльцо. Тут имелся отдельно стоящий стол и комплект шатких книжных шкафов позади него. Комната до сих пор ощущалась как папина. Тут до сих пор осталось несколько фотографий и наград на полках, а также пыльные юридические журналы.
Я села в кресло за его столом и выдавила слёзную улыбку, услышав знакомый скрип. Я всегда понимала, когда дело его беспокоило. Он запирался тут после ужина, чтобы корпеть над документами и думать, раскачиваясь вперёд-назад, вперёд-назад.
Я включила настольную лампу. Она представляла собой кошмарную находку на гаражной распродаже, имеющую выцветший плетёный абажур, с которого постоянно сыпались нитки, и тяжёлое медное основание с клыкастыми морскими обитателями. Моя мать настаивала, что это преступление перед интерьерным освещением. Папа упорствовал, что она давала подобающее освещение и потому являлась идеальной.
В этом весь мой отец. Всегда находил хорошее даже в самых уродливых местах.
Остальная часть стола пустовала, если не считать старой датированной книги для записей и пустой подставки под ручки. На странице, отведённой под день календаря, были прилеплены красочные липкие стикеры.
Забрать вещи из химчистки.
Заказать цветы к годовщине! В этом году ещё больше!
Рассказать Слоан про ту книгу.
Я провела кончиками пальцев по его неровному почерку. Горе ощущалось как тысяча крохотных ножей в моих глазах. Навернулись слёзы, и на сей раз, в этом безопасном пространстве, я не сдерживала их, когда они покатились по щекам.
— Я скучаю по тебе, папа, — прошептала я.
Моё сердце ныло от понимания, что мой отец больше никогда не будет сидеть в этом кресле. Он никогда не отпустит нелепую «батину шуточку», от которой мама захихикает. Он не будет здесь, чтобы наблюдать, как Хлоя разрывает обертки подарков на следующее Рождество. Он не познакомится с любыми новыми членами семьи.
Если я выйду замуж и рожу детей, как мне вообще поделиться с ними тем, что он значил для меня?
«Супер, — подумала я, вытаскивая из кармана платья до сих пор влажный дурацкий платок Люсьена. — Теперь моё сердце разламывается на ещё более острые и крошечные кусочки, а моё страдание освещается этой уродливой лампой».
Рыдания, которые я сдерживала весь день, вырывались из моего горла. Я сняла очки и позволила им набухать во мне.
Я потеряла величайшего мужчину из всех, кого когда-либо знала.
Всем нужно, чтобы я была сильной, была в порядке. Моей матери и сестре, моим друзьям, моему городу. Им не нужно беспокоиться о том, как глубоко уходила эта расщелина горя. Но сегодня, прямо сейчас, я могла позволить себе быть такой, какая я есть. Опустошённой.
Слёзы горячо и быстро катились по щекам. Я обняла себя за торс и просто позволила им литься. Будто вулкан начал извергаться, я плакала и словно разрывалась надвое.